КИРИЛЛОВ БЕЛОЗЕРСКИЙ В ЧЕСТЬ УСПЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ МУЖСКОЙ МОНАСТЫРЬ

К. Б. м. основан, вероятно, в 1397 (1407?) г. прп. Кириллом Белозерским, в прошлом архимандритом Симонова Нового московского в честь Успения Пресв. Богородицы мон-ря, на землях удельного кн. Можайского и Белозерского Андрея Дмитриевича, 3-го сына Димитрия Иоанновича Донского. В его удел входила и Белозерская земля. Традиционно датой основания К. Б. м. считается 1397 г.: согласно Житию прп. Кирилла, написанному иером. Пахомием Логофетом в нач. 60-х гг. XV в., преподобный пришел в Белозерье 60-летним старцем и прожил в обители 30 лет до своей кончины (9 июня 1427). В нач. XXI в. высказана др. т. зр.: мон-рь был основан не ранее 1407 г. (см. подробнее: Серебрякова. 2003; Она же. 2006. С. 180-189; Шибаев. 2009).

Согласно Житию, однажды ночью прп. Кирилл читал акафист Божией Матери и услышал Ее голос, повелевавший уйти из московского Симонова мон-ря на Белоозеро. Затем осветилось то место, где должен стоять новый мон-рь. После чудесного явления преподобный расспросил о Белозерье инока прп. Ферапонта, поскольку тот уже бывал на белозерских землях по хозяйственным делам Симонова мон-ря. Вскоре архим. Кирилл и инок Ферапонт ушли из Москвы в Белозерье. Преподобный узнал холм на берегу Сиверского оз., указанный в видении. С 3 сторон холм окружали озера, а с 4-й протекала р. Свияга. На склоне холма старцы поставили крест, а затем ископали земляную келью. Вскоре прп. Ферапонт покинул архим. Кирилла и основал между Бородавским и Паским озерами свою обитель - Ферапонтов Белозерский в честь Рождества Пресв. Богородицы мон-рь.

Явление Богородицы прп. Кириллу Белозерскому. Миниатюра из рукописи (БАН. Плющкина. № 103. Л. 174 об.)

В Житии рассказывается об опасностях и о тяготах, мешавших деятельности прп. Кирилла и первых насельников. Так, пришлось преодолевать враждебность местного населения: однажды ночью вотчинник (в Житии назван «боярином») Андрей обложил хворостом и поджег келью прп. Кирилла, но огонь угас. Испугавшись, боярин рассказал о своих намерениях преподобному, и тот отпустил его. Впосл. Андрей принял постриг в К. Б. м.

В мон-ре был введен строгий общежительный устав, зафиксированный иером. Пахомием Логофетом в Житии прп. Кирилла. Первый монастырский храм возведен лишь после того, как собралось значительное число братии, т. е. первоначально К. Б. м. являлся скитом с неск. насельниками. Во время богослужений никто не произносил лишнего слова и до его окончания из храма не выходил. На общую трапезу иноки шли по старшинству, молча рассаживались каждый на свое место. Обычно подавали 3 блюда, в кельях запрещалось держать даже воду, нельзя было употреблять все хмельные напитки. Братия не имела личного имущества, кроме икон и книг, все необходимое выдавалось из казны. Без благословения игумена в обители не делалось ничего: даже письмо, полученное от мирян, полагалось, не распечатав, отнести настоятелю и только после его разрешения прочитать. Для каждого монаха игумен устанавливал молитвенное правило и послушание.

Основными ктиторами К. Б. м. являлись кн. Андрей Дмитриевич, а затем и его сын. Отношения с кн. Андреем Дмитриевичем нашли отражение в Послании (после 1413) прп. Кирилла к князю, а также в Духовной грамоте преподобного, написанной им перед кончиной (КБМЗ; опубл.: АИ. Т. 1. № 31. С. 61-62). В основной части грамоты основатель К. Б. м. назначал преемника - иером. Иннокентия, к-рый «сам же крайнее безмлъвие любомудръствовати хотяше», а также просил кн. Андрея сохранять действие данных мон-рю грамот и изгонять тех, кто будут нарушать устав основателя и не слушать игумена (Там же. С. 62).

Кириллов Белозерский в честь Успения Пресв. Богородицы мон-рь Схема расположения памятников I. Успенский мон-рь II. Иоанновский мон-рь III. Острог IV. «Новый город» 1. Успенский собор. 1497 г. 2. Введенская ц. с трапезной палатой. 1519 г. 3. Церковь арх. Гавриила. 1531–1534 гг. 4. Церковь св. Иоанна Предтечи. 1531–1534 гг. 5. Церковь св. кн. Владимира. 1554 г. 6. Святые ворота. 1523 г. 7. Казенная палата. XVI–XVII вв. 8. Церковь прп. Сергия Радонежского с трапезной палатой. 1560–1594 гг. 9. Преображенская ц. 1595 г. 10. Стены Успенского мон-ря. XVI в. 11. Свиточная башня. XVI в. 12. Мереженная башня. XVI в. 13. Грановитая башня. XVI в. 14. Стены Иоанновского мон-ря. Кон. XVI в. 15. Глухая (Котельная) башня. XVI в. 16. Святые ворота Иоанновского мон-ря. XVI в. 17. Поварня. XVI в. 18. Церковь свт. Епифания Великого. 1645 г. 19. Церковь прп. Евфимия, еп. Кипрского. 1653 г. 20. Большие больничные палаты. XVIII в. 21. Стены «Нового города». 1653–1682 гг. 22. Большая Мереженная (Белозерская) башня. XVII в. 23. Косая башня. XVII в. 24. Ферапонтовская (Московская) башня. XVII в. 25. Казанская башня. XVII в. 26. Вологодская башня. XVII в. 27. Кузнечная башня. XVII в. 28. Троицкие ворота 29. Тюрьма 30. Архимандричьи кельи. XVII в. 31. Монашеские кельи. XVII в. 32. Священнические кельи. XVII в. 33. Кельи (т. н. Монастырский архив). XVII в. 34. Кельи (т. н. Духовное уч-ще). XVII в. 35. Кельи (т. н. Домик келаря). XVII в. 36. Поваренные кельи. XVII в. 37. Хлебенная башня. XVII в. 38. Поваренная башня. XVII в. 39. Малая больничная палата. 30-е гг. XVIII в. 40. Колокольня. 1961 г. 41. Церковь прп. Кирилла. 80-е гг. XVIII в. 42. Каменные сени над часовней и крестом 43. Церковь Ризоположения из с. Бородавы. 1485 г. 44. Деревянная мельница. XIX в. Согласно Житию, первоначально прп. Кирилл хотел подвизаться в уединении. Но к нему стали приходить ученики, в основном из Симонова мон-ря. В Житии упоминаются 2 брата - Зеведей и Дионисий, а также Нафанаил, ставший келарем. Среди учеников прп. Кирилла были также прп. Мартиниан Белозерский, Христофор, 3-й игумен обители и известный книжник. Перед кончиной основателя в К. Б. м. проживало уже 53 насельника, но после морового поветрия скончались игум. Иннокентий и более 30 монахов. Согласно монастырскому синодику, за XV в. в К. Б. м. умерли не менее 300 чел. С 1397 по 1526 г. в обители умерло ок. 600 монашествующих, с 1526 по 1623 г.- более 1600 (Никольский. 1897. Т. 1. Вып. 1. С. 47-48). В 1601 г. в К. Б. м. проживало 184 чел., в 1621 г.- 189 чел. (игумен, 13 соборных старцев, 13 священников, 6 диаконов, 20 головщиков и клирошан, 136 служебников-старцев). К монастырю были приписаны и мирские люди, стрельцы - всего ок. 350 чел., которые в основном проживали за стенами обители в специально построенных «дворцах». Кроме того, в больнице и богадельне при К. Б. м. находилось более 100 нищих (Келарский обиходник Матфея Никифорова, старца Кирилло-Белозерского мон-ря. 1655/1656 г. М., 2002. С. 16-17, 27. Примеч. 44).

В 1649 г. указом царя Алексея Михайловича в К. Б. м. была учреждена архимандрия. По данным ведомости 1732 г., в обители проживали 205 монашествующих, в т. ч. настоятель, 6 «начальствующих» (наместник, казначей, ризничий, соборный, житенный и конюший), 8 иеромонахов, 7 иеродиаконов, 3 головщика, 5 канархистов, 4 пономаря, 20 «служебных» монахов, занимавших различные должностные посты, 56 рядовых и 34 больничных монаха, 31 «посельский» монах, отправленный в вотчинные центры, 15 «промысловых» монахов, находящихся на монастырских промыслах и 15 - «московских», т. е. проживавших на Московском подворье в Афанасьевском монастыре (Виденеева. О братии. 2001. С. 89-115). Афанасьевское Кирилловское подворье располагалось в Кремле слева от Спасских (Фроловских) ворот, напротив московского Вознесенского монастыря, и управлялось строителем (Успенский. О больших строителях. 1897. С. 7).

В 1755 г. в К. Б. м. проживали 46 монахов, в 1761 г.- 27, к 1764 г.- 48 монахов. По штатам 1764 г., первоклассный мон-рь мог иметь только 33 монаха. Уже в 1780 г. в обители числились: архимандрит, иеромонах-наместник, иеромонах-казначей, 3 иеромонаха, заштатный архимандрит, 4 иеродиакона, 2 монаха-пономаря, просвиренный, ключник-хлебодар, чашник, 4 рядовых монаха и 5 «больничных» - всего 25 монахов. В кон. XIX в. в К. Б. м. проживали не более 30 монашествующих: архимандрит, наместник-иеромонах, казначей-иеромонах, ризничий-иеромонах, благочинный-иеромонах, эконом-иеромонах, а также 24 монаха и послушника (Геронтий (Кургановский). 1897. С. 130-131), в 1916 г.- игумен, 8 иеромонахов, 5 иеродиаконов, 2 монаха, 8 бельцов.

В 1907 г. настоятель получил титул викарного Кирилловского епископа Новгородской епархии. В 1892-1893 гг. настоятельствовал еп. Антоний (Соколов), в 1893 г.- еп. Назарий (Кириллов), в 1893-1903 гг.- еп. Арсений (Иващенко), в 1903-1907 гг.- еп. Феодосий (Феодосиев), в 1907-1916 гг.- еп. Иоанникий (Дьячков), в 1917-1918 гг.- сщмч. еп. Варсонофий (Лебедев), в 1920-1927 гг.- еп. Тихон (Тихомиров). Помимо настоятельской деятельности Кирилловские викарии помогали окормлять приходы и обители Кирилловского, Белозерского и Череповецкого уездов.

Среди учеников прп. Кирилла известны преподобные Мартиниан, игум. Ферапонтова в честь Рождества Пресв. Богородицы мон-ря, и Кассиан, настоятель К. Б. м.; в числе пострижеников и насельников К. Б. м.- прп. Савватий († 1434 или 1435), один из основателей Соловецкого в честь Преображения Господня мон-ря, прп. Нил Сорский и его наставник игум. Паисий (Ярославов), преподобные Александр Ошевенский (1427-1479), Иннокентий и Корнилий Комельские (1455-1537), Игнатий Ломской. При игум. Нифонте (1478-1482) в К. Б. м. проживал прп. Иосиф Волоцкий. Некоторое время здесь подвизался прп. Феодорит Кольский.

Заметную роль в превращении К. Б. м. из удельной обители в крупнейший общерус. монастырь сыграл игум. св. Трифон († 1468; впосл. епископ Ростовский, Ярославский и Белозерский). В 1447 г. кн. Василий II Васильевич Тёмный, смещенный с великокняжеского стола, обратился к братии К. Б. м. за помощью освободить его от клятвы (т. н. крестного целования), данной Дмитрию Георгиевичу Шемяке. Игумен «снял» с вел. кн. Василия крестное целование, по к-рому тот обещал Шемяке не возобновлять борьбу за Москву. По сообщению Ермолинской летописи: «…и помолився Богу, и поиде благословитися в Кириловъ монастырь; игумен же Трифон срете его со всею братьею, с старци своими, и благослови его. И пребывъ мало днии ту, благословився у старцевъ и у игумена, и поиде ко Тфери, а игуменъ Трифонъ и инъ старець святъ, именемъ Симанъ Карлсмазовъ, и со всею братьею, благословиша князя великаго поити на великое княжение на Москву» (ПСРЛ. Т. 23. С. 153). В 1462 г. игум. Трифон был хиротонисан во епископа Ростовского, Ярославского и Белозерского. Именно он попытался поставить на игуменство в К. Б. м. своего брата Филофея без ведома кн. Михаила Андреевича (сына Андрея Дмитриевича), но спустя год Филофей был отстранен. Сменивший свт. Трифона игум. Кассиан часто отлучался из К. Б. м. для выполнения дипломатических поручений и поездок в К-поль и Литву.

В 1478/79 г. возник спор между верейско-белозерским кн. Михаилом Андреевичем и Ростовским архиеп. св. Вассианом I (Рыло), настаивавшим на своем праве судить игумена и братию и собирать в свою пользу церковные пошлины. Против этой инициативы выступил игум. Нифонт, к-рого поддержали верейско-белозерский кн. Михаил Андреевич и митр. Московский Геронтий. При этом кн. Михаил Андреевич ссылался на восходящее к прп. Кириллу и кн. Андрею Дмитриевичу право патроната князя над обителью. Митрополит после судебного разбирательства поддержал белозерского князя, велев судить «по старине» (АСЭИ. Т. 2. № 315; Т. 3. № 223). В спор между архиеп. Вассианом (Рыло) и кн. Михаилом Андреевичем вмешался и вел. кн. Иоанн III Васильевич, поддержавший архиерея. Над К. Б. м. была установлена власть Ростовского архиепископа «во всем». В 1486 г., после смерти кн. Михаила Андреевича, мон-рь со всем Белозерским краем перешел в юрисдикцию московского князя.

С 1-й пол. XVI в. К. Б. м. являлся традиц. местом великокняжеских, а затем царских богомолий. 17 дек. 1528 г. в обитель прибыл вел. кн. Василий III Иоаннович вместе с вел. кнг. Еленой Глинской. Царь Иоанн IV Васильевич, неоднократно (в 1545, 1553, 1569) посещавший монастырь, в 1567 г. приказал устроить для себя особую келью и намеревался со временем принять постриг в обители. Он активно вмешивался во внутренний строй монастырской жизни, в назначение настоятелей. В послании (1573) игум. Косме с братией царь писал о том, каким должен быть распорядок жизни в общежитийном мон-ре. По «царскому изволению» в 1582 г. был поставлен игум. Игнатий, в 1584 г.- игум. Варлаам (Рогов), при к-ром в обители велось большое строительство, расширялись промыслы и земельные владения. Приезжала в К. Б. м. из близлежащих Гориц и опальная старица Евдокия (Евфросинья Старицкая), она делала богатые вклады лицевым шитьем (Маясова. 1989. С. 212-218). В 1722 г. мон-рь посетил имп. Петр I.

В нач. XV в. в богослужебной практике К. Б. м. использовалась Афонская редакция Иерусалимского устава, позднее - возможно, редакция устава прп. Афанасия Высоцкого Старшего. Об особенностях богослужения свидетельствуют Святцы прп. Кирилла (КБМЗ. № 405). При сравнении с совр. месяцесловом этой редакции устава наблюдается почти полное соответствие (Шаблова Т. И. О значении труда Н. К. Никольского «Богослужение» для истории Иерусалимского устава рус. редакции // Никольский. 2006. Т. 2. С. 297-298). К богослужению насельников обычно созывал колокольный звон, к-рый отличался по исполнению: во все колокола, без большого колокола, звон в 3 колокола, звон в 2 колокола, трезвон. Также для звона использовались «доска», иногда «клепало». Для пробуждения братии били в «будило» (Никольский. 2006. Т. 2. С. 236-263).

К кон. XVII в. в храмах К. Б. м. имелось 17 престолов. 9 июня с особой торжественностью отмечалось празднование памяти прп. Кирилла. Во время литургии разрезали 3 или 4 калача для раздачи народу, а «отрадным» раздавали просфоры. 14 авг., в предпразднство храмового праздника Успения Пресв. Богородицы, в К. Б. м. пели молебен за всех православных христиан. После литургии братии выдавали по просфоре и келарь звал в «сытню». На праздник Успения по 2-й кафизме среди церкви поставлялся образ Пресв. Богородицы.

К нач. XVI в. в К. Б. м. сформировалась практика ежедневного келейного чтения канона прп. Кириллу: этим временем датируются списки Канонников, включающих 1 или 2 канона преподобному. В сер. XVI в. церковным обиходником К. Б. м. зафиксирована практика чтения Жития прп. Кирилла в навечерие и затем на трапезе в день его памяти.

Изначально над гробом прп. Кирилла стояла гробница, о которой упоминается в рассказе Жития о посмертных чудесах преподобного. В 1447-1448 гг. было установлено общерус. почитание прп. Кирилла. В 1497 г., при строительстве каменного Успенского собора, над гробом основателя монастыря была возведена каменная палатка, в 1585-1587 гг.- каменная церковь. К 1601 г. надгробие выглядело так: «В церковь вшед, на левой стороне, в гробнице каменной чудотворец Кирил. А на гробнице покров отлас поласат шелк бел да голуб. На гробнице же покров камка голуба, а на нем вышит образ чюдотворца Кирила, венец шит золотом, а ризы шолком багровым, по полям у покрова шито золотом трепарь да кондак. На гробнице же покров бархат чорн гладкой, а на нем крест тафта червчета…» (Опись строений. 1998. С. 73). В 1643 г. на средства боярина Ф. И. Шереметева, к-рый постригся в К. Б. м., над мощами была сооружена кипарисовая рака, украшенная позолоченными серебряными клеймами с изображением сцен Жития, погребения и чудес преподобного, а также венцом с драгоценными камнями (РГАДА. Ф. 1441. Оп. 1. Д. 667. Л. 66). В 1757 г. над ракой была установлена медная сень, в 1804 г.- серебряная сень (Лелекова. 1989. С. 168). В 1781-1784 гг. вместо церкви кон. XVI в. был построен сохранившийся храм во имя прп. Кирилла.

Футляр для ковша прп. Кирилла Белозерского. Деревянный ковш прп. Кирилла Белозерского (КБМЗ)

Согласно описи 1601 г., в К. Б. м. хранились личные вещи прп. Кирилла: «...часть клобука, шуба баранья, ковш деревеной, да тесма ременая, у ней пряжка деревяная, корманец коженой невелик» (Опись. 1998. Л. 336 об.). К 2014 г. в КБМЗ хранилось 7 вещей, принадлежавших основателю К. Б. м.: клобук из верблюжьей шерсти, фелонь, стихарь, шуба, кожаный пояс, ковш, вериги.

В местном ряду иконостаса Успенского собора, слева от царских врат, находилась чудотворная келейная икона Божией Матери «Одигитрия Цареградская», принесенная прп. Кириллом из Москвы (ГТГ. Инв. 22943). Она могла быть создана в иконописной мастерской, где работал Игнатий Грек (Щенникова Л. А. Иконы Богоматери, чтимые в Московской Руси XIV-XV вв. // Кириллов: Краевед. альм. Вологда, 1998. Вып. 3. С. 167-187). К древнейшим памятникам относится и икона «Успение Пресв. Богородицы», которую привезли на освящение 1-го монастырского храма, построенного при прп. Кирилле (КБМЗ. Инв. 298). По преданию, икону написал прп. Дионисий Глушицкий. В 1554 г. царь Иоанн IV Васильевич приложил к этим иконам пелены с жемчугом. Первоначально образ «Успения Пресв. Богородицы» находился в иконостасе Успенского собора, с XVII в.- в Кирилловской ц. (Смирнова. 1989). Над образом «Одигитрии Цареградской» помещался «иконопортрет» прп. Кирилла, по преданию созданный прп. Дионисием в 20-х гг. XV в. (ГТГ. Инв. 28835). В 1548 г. царь Иоанн Грозный и царица Анастасия приложили к образу прп. Кирилла пелену с жемчугом. В местном ряду соборного иконостаса, справа от царских врат, находился также житийный образ прп. Кирилла (ГРМ. Инв. ДРЖ-2741), созданный в нач. XVI в. в мастерской московского иконописца Дионисия.

Первые книги для монастырской б-ки мог принести с собой прп. Кирилл из Симонова мон-ря. Самая ранняя сохранившаяся рукопись из б-ки обители - Канонник (ГРМ. Др. гр. № 15), принадлежавший, по преданию, прп. Кириллу, датируется 1407-1408 гг. При этом Канонник, помимо даты, не содержит обычной для переписанных позже книг информации о создании в К. Б. м. Возможно, прп. Кирилл заказал для себя эту книгу перед самым уходом из Симонова мон-ря на Белоозеро.

Согласно описи 1601 г., в келейной б-ке прп. Кирилла имелось 12 книг. Большинство книг, принадлежавших основателю монастыря, сохранилось в ГРМ (Др. гр. № 12 и 13 (Евангелия), № 17 (Псалтирь), № 14 и 15 (Канонники)); в РНБ (Кир.-Бел. № 38/163, № XII, XIII, XV (сборники)); в ГИМ (Муз. № 3711 (Канонник), КБМЗ. № 403 (сб. канонический), № 405 (Святцы)).

Формирование монастырской б-ки (прежде всего путем переписки книг) происходило (особенно на раннем этапе) в тесном взаимодействии с книжными собраниями и скрипториями московских и подмосковных (прежде всего Троице-Сергиева, а с рубежа XV и XVI вв. и Иосифова Волоколамского) общежительных монастырей, а также, вероятно, и с митрополичьими обителями. На это указывают, в частности, кирилло-белозерские списки с рукописей аскетического содержания, переписанные русскими писцами в К-поле и на Афоне в посл. четв. XIV-XV в. (Кистерев. 2001). Сохранилось более 40 рукописных книг, датируемых 1-й четв. XV в., в их числе - «Христофорово» Евангелие (1416-1417), выполненное «каллиграфическим полууставом» (см.: Вздорнов Г. И. Искусство книги в Др. Руси: Рукописная книга Сев.-Вост. Руси XII - нач. XV в. М., 1980. № 103). Старец Христофор также был переписчиком книг (Турилов. 2004). Др. известным книжником в это время был Мартиниан (Шевченко. 1991; Турилов. 2004). В 1-й пол. XV в. в создании рукописей принимал участие и монастырский дьяк Олешко Павлов (или Палкин). В сер. XV в., при игум. Трифоне, в К. Б. м. была составлена особая (в отношении учительной части) редакция Пролога Стишного (неполный комплект - РНБ. К-Б. № 1/1240. Дек.-февр. (1452); Соф. 1353. Июнь-авг.), вероятно с использованием более ранней, Троицкой редакции (Предварительный сводный каталог церковнославянских проложных текстов / Сост.: М. В. Чистякова. Вильнюс, 2013. Т. 1: Сент.). Не позднее 60-х гг. XV в. здесь же, возможно, было написано «Сказание о болгарской и сербской патриархиях», обосновывающее автокефалию Русской Церкви (Белякова Е. В. Обоснование автокефалии в рус. Кормчих // Церковь в истории России. М., 2000. Сб. 4. С. 139-161). Во 2-й пол. XV - нач. XVI в. насельником обители был знаменитый книжник иером. Евфросин. Некоторое время в К. Б. м. трудился над написанием Жития прп. Кирилла знаменитый книжник Пахомий Логофет. На рубеже XV и XVI вв. известным книжником был бывш. игум. мон-ря Гурий (Тушин). По данным монастырской описи кон. XV в., в Успенском соборе было 213 книг, не считая тех, к-рые находились в кельях. Опись сохранилась в небольшом сборничке (РНБ. Кир.-Бел. № 101/1178) и состоит из 3 разделов: «инвентарь» (перечисление книг по названию), «черняк» (описание 41 книги с раскрытием содержания) и «беловик» (наиболее систематическое описание 24 сборников с указанием содержащихся произведений и количества листов) (Никольский. Описание рукописей. 1897; Зарубин Н. Н. Очерки по истории библиотечного дела в Др. Руси: Применение форматного принципа к расстановке книг в древнерус. б-ках и его возникновение // Сб. Рос. Публичной б-ки. Пг., 1924. Т. 2. Вып. 1. С. 190-229; Шибаев. 2007; Он же. 2008).

В XVI в. б-ка активно пополнялась как за счет переписки, так и за счет пожертвований. Прот. Сильвестр, попав в опалу, в 1560 г. удалился в К. Б. м., и туда ему присылал книги сын Анфим. Книги в К. Б. м. часто вкладывали и постриженики обители, достигшие высоких степеней,- митр. Московский Варлаам, еп. Рязанский и Муромский Кассиан и др. (Розов Н. Н. Из истории Кирилло-Белозерской б-ки // Тр. ГПБ. Л., 1961. Т. 9(12). C. 182). В XV-XVI вв. б-ка К. Б. м., не пострадавшая в Смутное время, имела наряду с б-ками Троице-Сергиева и Иосифова Волоколамского мон-рей одно из самых крупных древнерус. книжных собраний. С сер. XVI в. в б-ку обители начинали поступать печатные книги, при этом с посл. четв. века - значительное количество изданий из западнорус. типографий (Заблудов, Львов, Острог, Вильно).

Большая часть книг в XVII в. находилась в «книгохранительной казне», помещавшейся в 2 «книгохранительных палатках» под колокольней. В XIX в. б-ка располагалась в «сушиле», а также в храмах обители. Не сохранилось описей XVI в., учитывающих книги, однако можно предположить, что книжные поступления увеличили б-ку на неск. сот экземпляров. В самой ранней монастырской описи 1601 г. книги перечислены по тематическому содержанию и по формату - всего 1065 книг. Следующая опись 1621 г. сделана по тому же принципу, но ее рубрики имеют заглавия и только некоторые в конце подытожены. Всего перечислено 1304 книги. В описи 1635 г. появляются рубрики по цели использования книг и перечислено 1328 книг. Выборочные сведения из последней описи (473 тома) были включены в 1653 г. в «Опись книгам, в степенных монастырях находящимся». В 1664 г. была составлена самая подробная из всех предыдущих специальная инвентарная опись книг, распределяющая книги по содержанию на 120 рубрик и учитывающая 1916 книг. В течение XVII в. рукописи изымались из б-ки. В 1639 г. по грамоте Иоасафа I были затребованы в Москву на Печатный двор 34 книги для сверки текстов. В 1640 г. в К. Б. м. была отправлена царская грамота с требованием выслать Прологи и Минеи для сверки. В 1653 г. книги вывозились для исправления, предпринятого патриархом Никоном, впосл. они были перевезены в Новоиерусалимский в честь Воскресения Христова мон-рь (Дмитриева. 1968. С. 146). В 1682 г. для дополнения Степенной книги из К. Б. м. были затребованы 9 летописцев (Сахаров И. П. Каталог рукописям, находящимся в б-ке Кирилло-Белозерского мон-ря // РВ. 1842. № 11/12. Смесь. С. 2). Уже в XVIII в. часть монастырского собрания была передана в б-ку при новгородском Софийском соборе и сейчас находится в Новгородско-Софийском собрании ОР РНБ. В 1722 г. К. Б. м. посетил имп. Петр I. По его приказанию пергаменное Евангелие из его кабинета, перед этим найденное в монастырской б-ке (ГИМ. Син. № 65), было передано в Синодальную б-ку (см.: Горский, Невоструев. Описание. С. 231-232). В 1878 г. большая часть рукописей и книг были вывезены в СПбДА, а после 1917 г. переданы на хранение в ГПБ, где и хранятся в ОР (РНБ. Ф. 351. Кир.-Бел. 1413 ед. хр.). В 1962 г. туда поступила еще часть рукописей из мон-ря (РНБ. Ф. 1271. Собр. КБМЗ. 50 ед. хр.). На протяжении XVIII - нач. XX в. ряд рукописей из монастырской б-ки (преимущественно древних либо ценных в историко-лит. и художественном отношении) оказались (в т. ч. в виде фрагментов) в частных собраниях, как старообрядческих, так и исследовательских и коллекционерских (напр., М. А. Оболенского (РГАДА. Ф. 201. № 76 - пергаменная Псалтирь с дополнениями), М. П. Погодина (РНБ. № 42 - пергаменная Триодь Постная), А. С. Уварова (ГИМ. № 894 - Торжественник Ефросина 1473-1477 гг.) и др.); последовательная работа по реконструкции этой части кирилло-белозерского фонда не проводилась.

В 20-х гг. XX в. 8 рукописей XV в., имеющих художественное значение, были переданы в собрание ГРМ. Небольшая часть книжного рукописного собрания осталась в монастыре, а затем перешла в собрание КБМЗ. В XVII-XVIII вв. регулярно происходило пополнение (преимущественно путем покупок) монастырской библиотеки книгами, изданными на Московском Печатном дворе (Памятники письменности. 1983; Читатели. 1983; Поздеева, Пушков, Дадыкин. 2001. Публикации. Разд. 5).

Начало архиву было положено еще прп. Кириллом. Большинство актов дошло в копийных книгах, древнейший акт датируется временем до 1380 г., т. е. до основания обители (Грамоты XIV-XV вв. из архива Кирилло-Белозерского монастыря / Публ.: В. Б. Кобрин // АЕ за 1968 г. М., 1970. С. 407-408). В монастыре (КБМЗ) хранилась духовная грамота прп. Кирилла, переписанная, судя по писцовой манере, одним из его ближайших учеников, прп. Мартинианом Белозерским. Архив монастыря хранился в казне в ящиках; в описи 1601 г. было более 100 жалованных, духовных купчих и др. грамот за 1440 - 90-е гг. XVI в. (Опись. 1998. С. 332). Только за XV в. сохранилось более 150 жалованных и уставных грамот великих и удельных князей. В К. Б. м. были составлены 3 редакции вкладных книг: 1-я редакция - в 60-х гг. XVI в., 2-я - в 20-х гг. XVII в., 3-я - в 80-х гг. XVII в. Первая опись монастырского имущества, строений и вотчин была проведена в 1601 г. по указу царя Бориса Феодоровича Годунова. Впосл. описи имущества монастыря проводились регулярно (в 1615, 1621, 1635). В 1668 г. были впервые составлены описные книги по грамоте патриарха Иоасафа. Описания имущества К. Б. м. проводились также в 1732-1733, 1773, 1802 гг. Хозяйственный архив К. Б. м. сохранился с сер. XVI в. Во 2-й пол. XIX в. началась систематическая разборка монастырского архива. В посл. четв. XIX в. к этому архиву обращались исследователи истории обители - Н. К. Никольский, Н. П. Успенский. После закрытия мон-ря в 1933 г. в Ленинград был вывезен 4551 килограмм архивных рукописных материалов (Смирнова А. В. Б-ка Кирилло-Белозерского мон-ря в XVIII-XX вв. // Кириллов. 1997. Вып. 2. С. 77-86). Затем архив был передан в РГАДА и сейчас насчитывает более 13 тыс. ед. хр. (Ф. 1441. Кирилло-Белозерский мон-рь). Большой массив документов находится в ОР РНБ (Ф. 351. Кир.-Бел.; Ф. 350. Грамоты Кирилло-Белозерского мон-ря; а также в Ф. 550. ОСРК (Q.IV.120, Q.IV. 113 a-б); Ф. 573. СПБДА (АI/16, АI/17)). Отдельные документы из архива К. Б. м. были переданы в ГМЗРК (Ф. 73) (Виденеева. 1998). Нек-рые материалы по истории К. Б. м. сохранились в архиве Новгородской консистории и епархиального совета. 78 ед. хр. по истории обители находится в ОПИ ГИМ (Ф. 484) (Жервэ. 1998; Афанасьев. 1998). В коллекции Никольского есть материалы по хозяйственной истории обители (Арх. СПбИИ РАН. Колл. 260. Оп. 2). Часть архива находится в помещении бывш. мон-ря в ОПИ КБМЗ.

Могильные надгробия и ц. прп. Евфимия Великого. Фотография. Нач. XXI в. С 1553 по 1679 г. в монастырской Владимирской ц. захоронены 8 представителей боярского рода Воротынских, в Успенском соборе - 8 представителей династии Шереметевых. Также в обители хоронили представителей княжеских династий Шуйских, Палецких, Кемских, Кубенских, Елецких, Прозоровских и др. В кон. XIX - нач. XX в. на территории К. Б. м. появляются 2 родовые купеческие усыпальницы: Сизьминых - около ц. прп. Кирилла и Симоновых - у ц. Иоанна Предтечи (Мазалецкая. 1998; Она же. 2004. С. 57; Сахаров. 1998).

Основатель К. Б. м. приложил много усилий, чтобы обеспечить стабильное существование братии: от времени игуменства прп. Кирилла сохранилось 45 грамот (7 жалованных, 24 купчие, 13 данных, 1 меновная). При нем насельникам было предоставлено право беспошлинной рыбной ловли на Белоозере (АСЭИ. Т. 2. № 42; Ивина. 2002. С. 194, 197). Одной из первых была грамота на наволок Скотин (близ Федосьина городка), приобретенный кн. Андреем Дмитриевичем у некоего Андреяна (АСЭИ. Т. 2. № 23). Сам основатель К. Б. м. купил деревни Волковскую «у Серки да у Тимошки», Окуловскую - у свящ. Павла, Харламовскую - у Клима Жеребцова. Кн. Андрей Дмитриевич своей жалованной грамотой подтвердил сделку и освободил крестьян, населявших эти деревни, от всех податей и повинностей. Игумен получил судебную власть над жителями деревень. Ок. 1408 г. прп. Кирилл купил дер. Мигачевскую с наделами и городищем. К 1427 г. монастырские земли простирались непосредственно вокруг обители: на западе - по обоим берегам р. Шексны, к востоку - до Уломского оз., к югу - до р. Славянки.

Прп. Кирилл Белозерский. Покров. 1555 г. (ГРМ)

В К. Б. м. вкладывали земельные наделы, часто граничившие с уже приобретенными мон-рем угодьями. При игум. Христофоре была куплена земля по берегам Долгого оз. К 1482 г. в состав белозерских владений К. Б. м. входили 3 села, 133 деревни и 16 пустошей. Под влиянием нестяжателей, а также земельной политики вел. кн. Иоанна III Васильевича в период с сер. 80-х гг. XV в. по 1513 г. земельных приобретений почти не было. В 1485 г. игум. Гурий (Тушин) ходатайствовал о назначении обители хлебной руги и возвратил вел. кн. Иоанну III Васильевичу вклад из 29 деревень, полученный при предыдущем игумене. В 90-х гг. XV и первые годы XVI в. возросло количество судебных споров между монастырскими властями и крестьянами гос. волостей. Часто это было связано с попытками судей определить границы монастырских владений. Так, в «Отводной отписной книге» владений К. Б. м. зафиксировано 12 судебных споров между крестьянами соседних волостей и старцами Кириллова и Ферапонтова мон-рей.

К сер. XVI в. К. Б. м. стал крупным землевладельцем. В 1544 г. обители принадлежали 3 села, 4 сельца, 241 деревня, 145 починков, в 1601 г.- уже 11 сел, 5 селец, 607 деревень и 320 пустошей (Копанёв. 1951. С. 95-140). Кроме того, К. Б. м. владел дворами в городах. В 1601 г. обители принадлежали 2 двора в Белоозере, 2 двора и слободка в Вологде, 2 двора в Москве, 4 двора в Дмитрове, по одному двору в Твери, Угличе, Ярославле, Костроме, Коротком, Каргополе, Турчасове, Колмогорах, Нёноксе. В 1613-1618 гг. боярин Федор Иванович Шереметев пожаловал обители 385 четей пашни в Ярославском у., 804 чети пашни в Пронском у., 428 чети пашни в Нижегородском у. В 1-й четв. XVII в. К. Б. м. владел 12 943 дес. пашни, 3812 дес. сенокоса, в посл. четв. XVII в.- еще и вотчиной в Шацком у. (Горфункель. 1963).

К кон. XVII в. К. Б. м. принадлежали огромные угодья в Белозерском, Вологодском и Пошехонском уездах, подворья в Москве, Белоозере, Вологде, Архангельске, Колмогорах, Вел. Устюге, Н. Новгороде и Твери. Несмотря на законодательство, ограничивавшее площадь владений, К. Б. м. увеличивал наделы и к кон. XVII в. имел более 16 тыс. дес. пашенной земли, 5 тыс. дес. сенных покосов и более 5 тыс. крестьянских дворов, а также соляные промыслы, рыбные ловли на реках и озерах и на Белом м. Кроме вотчин К. Б. м. владел соляными промыслами. Управление таким хозяйством требовало помимо монашеской администрации большого служебного аппарата, включавшего 30 монастырских слуг, 45 приказчиков, 284 особых слуг, «которые жалуются в доводчики и нарядчики», а также 30 стрельцов (Он же. 2003).

В 1529 г. вел. кн. Василий III даровал К. Б. м. право на беспошлинный провоз, продажу в Москве соли (10 тыс. пудов в год) и покупку товара. С сер. 40-х гг. XVI в. «по слову» молодого царя Иоанна Грозного мон-рь стали снабжать хлебной ругой, в 1546 г. игумен получил право на беспошлинный провоз и продажу еще 10 тыс. пудов соли в добавление к 10 тыс. пудов, продажа к-рых была разрешена ранее, но выданная в марте 1548 г. грамота на владения мон-ря не давала освобождений от основных налогов. В сент. того же года К. Б. м. получил тарханную грамоту на данное вкладом с. Куликово. В 1553 г. царь разрешил беспошлинную ловлю рыбы в Белоозере. В 1556 г. мон-рь получил несудимую жалованную грамоту на все его владения в Белозерском и Вологодском уездах, но она не давала податных привилегий. В том же году вместо отмененной беспошлинной торговли солью царь Иоанн Васильевич разрешил мон-рю купить вотчинные земли на 200 р. В грамоте 1569 г. на земли в Каргопольском у. был освобожден от налогов монастырский двор в Каргополе. В 1577-1578 гг. царь Иоанн IV выдал мон-рю ряд «тарханных грамот» как на земли, находившиеся в земщине, так и на вошедшие в особый «двор» царя. Тогда же были даны указания о посылке в обитель денежной и хлебной руги. Были освобождены от пошлин и торговые суда мон-ря. В 1579 г. царь дал обители двор во Пскове. В 1582 г. царь Иоанн IV освободил от уплаты пошлин «обиходную» и «продажную» соль мон-ря. Но этими правами К. Б. м. пользовался недолго, т. к. в 1584 г. произошла отмена тарханов. Нанесенный ущерб позднее компенсировался предоставлением обители права беспошлинно вывозить и продавать соль с поморских промыслов в Тверь (грамота от 21 июля 1588 г.), в 1590 г. это право распространилось на ряд др. городов, но при подтверждении в 1592 г. было отмечено, что речь идет о 40 тыс. пудов соли. Эти пожалования неоднократно подтверждались. Годовой доход от продажи соли в XVII в. составлял в среднем 3200 р. В 1598 г. мон-рь получил право собирать в свою пользу торговые пошлины на ярмарке у мон-ря. В июле 1606 г., как и ряд др. мон-рей, К. Б. м. получил от Василия Шуйского «тарханные грамоты» на земли, рыбные ловли и соляные варницы, но вряд ли в условиях Смуты их удалось в полной мере использовать.

Денежные пожалования в К. Б. м. делались сначала белозерскими князьями, а со 2-й пол. XV в. и представителями великокняжеского дома. В 1477 г. вел. кнг. Мария Ярославовна прислала в обитель 495 р. Особо крупные денежные пожалования К. Б. м. получил при Иоанне Грозном. Царем были сделаны большие вклады, в 1567 г. передано 200 р. на кельи, которые устроили для него в следующем году. Последний раз он посетил К. Б. м. вместе семьей 22 мая 1569 г. Более 10 тыс. р. было пожаловано на содержание опальных в мон-ре. В целом царь Иоанн Грозный пожаловал более 28 тыс. р. При царе Феодоре Иоанновиче было пожаловано 2183 р., при Борисе Годунове - 2276 р.

Среди частных вкладчиков выделяются князья Воротынские, с нач. XVI по 1-ю четв. XVII в. вложившие деньгами 1370 р., а также множество драгоценных вещей. Шереметевы сделали вклад деньгами и вещами на 1864 р. Средний годовой доход от вкладов в XVI - 1-й четв. XVII в. составлял ок. 1 тыс. р. В вотчинах К. Б. м. суд осуществлялся на основе уставных грамот. Самая ранняя сохранившаяся уставная грамота датируется 1593 г., в 1654 г. она была заменена новой грамотой, а в 1676 г. ее нормы были утверждены с некоторыми уточнениями (Дмитриева. 2002. С. 261).

26 июня 1701 г. в К. Б. м. прибыл стольник Лукьян Кологривов для переписи всего имущества, казны и церквей. Фактически с этого момента К. Б. м. лишился самостоятельности в управлении хозяйством. Все службы и даже духовная жизнь братии перешли под управление Монастырского приказа (Успенский. О больших строителях. 1897. С. 52-57). Была сокращена келарская служба, тогда же окончательно утратил свою власть монастырский собор. К 1764 г., перед секуляризацией, К. Б. м. владел земельными угодьями в 17 уездах страны, в них проживали 18 765 чел. муж. пола. В 1764 г. К. Б. м. был отнесен к 1-му классу и первоначально на содержание насельников было определено 2262 р. ассигнациями. К кон. XVIII в. общая сумма денежного жалованья, получаемого К. Б. м., составила 3952 р. 18 к. ассигнациями. В XIX в. К. Б. м. получал 1861 р. 69 к. в пересчете на серебро, помимо этого - доход от угодий, пожертвований, продажи церковных предметов и мест на кладбище, процентов по вкладам ценных бумаг и сдачи в аренду помещений. К 1916 г. вклады К. Б. м. в банках составили 110 791 р.

Место погребения князей Воротынских (вход в ц. св. кн. Владимира). Фотография С. М. Прокудина-Горского. 1909 г. (Б-ка Конгресса США) В 1480 г. в К. Б. м. скончался сосланный вел. кн. Иоанном III опальный Федор Басёнок. В 1499 г. в обители был насильно пострижен («в железах») кн. Василий Иванович Патрикеев (инок Вассиан). Духовным наставником инока Вассиана в К. Б. м. был прп. Нил Сорский. Вероятно, после 1502 г. в К. Б. м. проживал бывший митр. Московский и всея Руси Зосима (Брадатый). В 1535 г. скончался сосланный в монастырь полководец Иван Михайлович Воротынский. В 1561 г. в К. Б. м. был в ссылке еп. Крутицкий Матфей (Летопись событий. 1997). В 1553 г. в мон-ре окончил свои дни опальный кн. Владимир Иванович Воротынский. В 1562 г. сюда вместе с семьей был выслан его брат Михаил Иванович Воротынский. В 1588 г. кн. Иван Петрович Шуйский, сосланный в обитель и насильно постриженный в монахи, скончался «нужною смертию» (ПСРЛ. М., 1978. Т. 34. С. 196).

В К. Б. м. был вынужден принять постриг и кн. Иван Федорович Мстиславский. В 1606 г., при Лжедмитрии I, вел. кн. Симеон Бекбулатович был пострижен с именем Стефан. Кн. Иван Андреевич Хворостинин пребывал в ссылке в К. Б. м. с 1622 по 1624 г. В 1648 г. неск. месяцев скрывался от врагов в стенах обители боярин Борис Иванович Морозов. С 1676 по 1681 г. в К. Б. м. под строгим надзором пребывал низложенный патриарх Никон. В 1682 г. здесь был заточен и в 1691 г. скончался Кирилл Полуэктович Нарышкин, постриженный в монашество с именем Киприан. В 1708 г. в К. Б. м. был сослан «на смирение» Нижегородский митр. Исаия, к-рый «получал пищу против 4 братий, но не имел права без ведома настоятеля ни писать, ни получать писем: настоятель обязан был те и другие отбирать и присылать в Москву» (Чистович И. А. Георгий Дашков: Мат-лы для истории 1-й пол. XVIII ст. // ПО. 1863. № 1. С. 69). В переписи по Белозерскому у. за 1710 г. указывалось, что в обитель выдается «государева денежного жалованья... Исаию митрополиту по 20 рублев» в год. В 1720 г. он скончался и был погребен в обители. В 1730 г. в К. Б. м. был сослан «на неисходное жительство» архиеп. Киевский Варлаам (Вонатович; в 1741 восстановлен в архиепископском сане). С 1777 г. в стенах К. Б. м., в Казанской башне, действовала городская тюрьма. В 1876 г. тюрьма была переведена в город, в башне устроили военную тюрьму, в 1877-1878 гг. в ней содержали пленных горцев. Позднее это помещение переоборудовали под жен. гостиницу (до 1897).

Первые попытки организовать в К. Б. м. музей безуспешно предпринимал иером. Антоний в 1906-1908 гг. (Кирилло-Белозерский ист.-архит. и худож. музей-заповедник, 1924-2004 гг. М., 2004. С. 16). В сент. 1918 г. в обитель прибыла экспедиция Комиссии по охране и реставрации памятников древнерусской живописи. По договоренности с еп. Кирилловским Варсонофием архиерейский дом был отдан под древлехранилище буд. музея (Петрова Н. В. История формирования коллекции иконописи КБМЗ // Иконы КБМЗ. М., 2005. С. 5). Все имущество К. Б. м. было национализировано в 1919 г. Монашеская община сохранилась, но занимала только часть прежних помещений, др. часть отвели под детский дом. В мае 1922 г. начался вывоз икон из К. Б. м. в Русский музей. Решение местных властей о закрытии мон-ря было утверждено президиумом Череповецкого губисполкома 17 дек. 1924 г. (Иванова, Смирнов. 1994). В обители был организован краеведческий музей. По описи, на тот момент в обители было 372 иконы. Золоченая рака прп. Кирилла была вывезена в Оружейную палату Московского Кремля (к 2014 в фондах ГММК сохр. нек-рые металлические детали, в т. ч. 2 фрагмента чеканного рельефного изображения прп. Кирилла с крышки раки). В 1931-1932 гг. большая часть колоколов К. Б. м. была отдана на переплавку.

Проводились реставрационные работы по расчистке и укреплению стенописи в Успенском соборе. В 1929 г. во Введенской ц. была открыта 1-я экспозиция. В 1933 г. из мон-ря в Ленинград была перевезена значительная часть архива обители. В годы Великой Отечественной войны в К. Б. м. действовала мастерская по ремонту самолетных двигателей. С 1954 г. в мон-ре проводятся археологические раскопки экспедицией во главе с А. Н. Кирпичниковым. В 1958 г. на территорию К. Б. м. была перевезена деревянная ц. Ризоположения (1485), до этого 19 наиболее ценных произведений иконописи из церкви были отправлены на временное хранение в ЦМиАР. С 1966 г. в одной из келий Казенной палаты неск. лет действовал планетарий. В 1968 г. К. Б. м. получил статус архитектурного и художественного музея-заповедника.

В 70-80-х гг. XX в. не прекращалось молитвенное почитание прп. Кирилла. У стены Кирилловского храма молились местные жители, над местом погребения преподобного читали акафист сотрудники Кирилло-Белозерского музея. 22 июня 1991 г., в день памяти прп. Кирилла, состоялось 1-е богослужение в К. Б. м.: всенощное бдение и литургию совершил иером. Арсений (Шастель), настоятель Богоявленской ц. в с. Ферапонтове. 15 авг. 1992 г. молитву прп. Кириллу над местом его погребения прочитал патриарх Московский и всея Руси Алексий II. 22 июня 1993 г. состоялся 1-й архиерейский крестный ход на территории обители во главе с Вологодским и Великоустюжским еп. Максимилианом (Лазаренко).

Указом Президента РФ от 2 апр. 1997 г. Кирилло-Белозерский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник включен в Гос. свод особо ценных объектов культурного наследия. «Малый» Иоанновский мон-рь передан в бессрочное пользование РПЦ. В том же году над могилой прп. Кирилла была установлена дубовая резная рака. В 1998 г. восстановлено регулярное богослужение на территории бывш. мон-ря, Кирилловская ц. передана Вологодской епархии. 6 окт. 1998 г. на территории Иоанновского мон-ря была открыта муж. обитель. С 10 окт. 2009 г. по 22 окт. 2015 г. наместником мон-ря являлся игум. Игнатий (Молчанов). К 2014 г. в помещениях старого Успенского мон-ря работал музей.

Первой постройкой буд. мон-ря стала деревянная часовня, возведенная прп. Кириллом. В течение неск. лет после того, как прп. Кирилл поселился в Белозерье, собралась братия и просила преподобного устроить храм. Дата освящения 1-й деревянной ц. в честь Успения Пресв. Богородицы неизвестна. Очевидно, возможность построить храм могла появиться после образования общины вокруг преподобного; косвенно об этом может свидетельствовать систематическая переписка богослужебных книг, начатая после 1416 г. Из плана, дошедшего в составе одной из рукописей, принадлежавших прп. Кириллу (РНБ. Кир.-Бел. № XII. Л. 423 об.), а также из описания обители в его Житии можно предположить, что на территории монастыря находилось 15 келий с примыкающей к ним трапезной, стоящих вплотную друг к другу по 3 сторонам «квадрата», в центре к-рого располагался храм. Неогороженной, судя по плану, была сторона, обращенная к воде, и там, вероятно, находились хозяйственные постройки - казна и поварня (Прохоров Г. М. «Сице помыслих лепо…»: (Автограф Кирилла Белозерского и устройство его обители: По данным сборника РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № XII) // ТОДРЛ. 2003. Т. 53. С. 59-75; Он же. Предисловие // Энциклопедия. 2003. С. 19-30).

Успенский собор Кирилло-Белозерского мон-ря (1497) и ц. вел. кн. Владимира (1554). Фотография. 2010 г.

Ок. 1447 г., при 4-м игумене, Трифоне, был построен более просторный Успенский деревянный храм, а также новая трапезная. Их облик неизвестен, но храм и его убранство вызвали восхищение святогорского иером. Пахомия Логофета, который побывал в монастыре в 1461/62 г. (Никольский ссылается на ркп. РНБ. Соф. № 1322 (Л. 79 об.- 80); см.: Никольский. 1897. Вып. 1. С. 22). Издавна также почиталось место первоначального поселения прп. Кирилла на берегу Сиверского оз. В 1-й трети XVI в., согласно описи 1601 г., «на горе, где Кирилла чюдотворца первое прихожение было» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 157) сложился «малый» Иоанновский мон-рь. Вероятно, еще раньше здесь располагались больницы (больничные избы), которые мог содержать мон-рь.

Строительством К. Б. м. до 2-й пол. XVI в. руководили ростовские мастера. Архитектурный ансамбль монастыря отличается стилистическим единством: 8 из 11 храмов возведены в кон. XV-XVI в. В 1496 (?) г. Успенская ц. сгорела, и в том же или в 1497 г. за 5 месяцев была возведена каменная церковь. Однокупольная 4-столпная в плане церковь была намного больше, чем прежние здания. Эту самую крупную монастырскую церковь на Руси того времени строили 20 каменщиков во главе с зодчим Прохором из Ростова; стоимость работ составила 250 р. 8 сент. 1497 г. собор был освящен. Как показал С. С. Подъяпольский, основываясь на записях прп. Гурия (Тушина), каменное здание Успенского собора соотношением ширины зап. стены и длины до алтаря повторяло пропорции Троицкого соборного храма Троице-Сергиева мон-ря (Подъяпольский. 1989). Массивный и приземистый, с 3 широкими полукруглыми апсидами собор, возведенный в московской строительной традиции рубежа XIV и XV вв., имеет компактный кубический объем здания без подклета. Узкие лопатки, над к-рыми выведен карниз, разделяют фасады здания на 3 прясла, каждое завершено большой килевидной закомарой и напоминает более раннее здание собора мон-ря в честь Рождества Пресв. Богородицы в Ферапонтове (1490): глава со шлемовидным покрытием (совр. глава XVIII в.) венчала «горку» кокошников, ступенчато поднимавшихся над фасадами (Он же. 2006. С. 127-129). Она смещена к вост. стороне куба: барабан возведен не над серединой основного объема, а над центром всего здания, включая апсиды. Вост. пара столбов поставлена близко к межапсидным стенкам, что предвозвещало появление 2-столпных храмов. В результате внешние деления лопатками боковых фасадов не соответствуют внутренним пространственным членениям интерьера столбами. Такая декоративность форм продолжает нововведения раннемосковского зодчества. Здание украшено широкими узорчатыми поясами, размещенными в верхней части стен (под закомарами), апсид и барабана главы. Они включают керамические балясины в крестообразных нишках, поребрик, прямоугольные впадины, дополненные на апсидах и барабане бегунцом, терракотовые плиты с оригинальным рельефным растительным орнаментом в виде кринов (лилий).

Детали внешней декорации собора, его архитектурный образ в целом стали эталоном для местного зодчества. По-разному они были повторены в монастырских постройках в XVI в., при возведении др. церквей в Вологодско-Белозерском крае, если судить по порядной записи 1552-1553 гг. на строительство Успенской ц. в Белоозере, гласившей: «А церковь ставить как в Кирилове монастыре церковь Успения Пресвятой Богородицы» (АЮБДР. Т. 2. Стб. 776-777. № 254; Подъяпольский. 2006. С. 146, 193, 214-215).

Церковь прп. Сергия Радонежского (1560–1594) и ц. Усекновения главы св. Иоанна Предтечи (1531–1534) Следующим каменным сооружением стала трапезная палата с теплой ц. в честь Введения во храм Пресв. Богородицы (1519). Это один из ранних примеров соединения под одной крышей 2 таких помещений в общежительных мон-рях Др. Руси. Помещение для братской трапезы (17,5×17 м) примыкало к церкви с зап. стороны, под зданием располагался высокий подклет, внутри к-рого, под трапезой и храмом, находились службы (в частности, хлебопекарня). Вход в трапезу был сделан на сев. стороне с паперти, позднее расширенной. Трапезная палата и келарская были перекрыты общей пологой 2-скатной крышей, основание первоначального щипца сохранилось на сев. стене трапезной. Церковь представляла собой столпообразный храм, увенчанный горкой кокошников (подробнее см.: Подъяпольский. 2006. С. 130-132). Своды трапезной и хлебопекарни поддерживали мощные 4-гранные столбы в центре. В сер. XIX в. столб и своды трапезной палаты заменили потолком, опирающимся на 2 ряда деревянных столбов; здесь же находились службы, связанные с приготовлением пищи или хранением съестных припасов.

В 1528-1529 гг. в обители вел. кн. Василий III молился о даровании наследника (Дополнение к летописному своду 1497 г. // ПСРЛ. Т. 28. С. 161). С этого времени К. Б. м. становится «ружным княжеским богомолием» (Никольский. 1897. Вып. 1. С. 26). Каменные храмы получали посвящения, связанные с патрональными святыми членов правящей семьи (подробнее о традиции царского обетного строительства в К. Б. м. в XVI в. см.: Баталов. 1996. С. 38; см. также: Мельник А. Г. Практика посвящений храмов во имя великокняжеских и царских святых в XVI в. // Царь и царство в русском общественном сознании. М., 1999. С. 38-41). После рождения вел. кн. Иоанна была возведена каменная 3-апсидная ц. в честь Усекновения главы св. Иоанна Предтечи (Иоанновская или Ивановская, по имени небесного покровителя Иоанна IV) с приделом во имя прп. Кирилла (1531-1534) - 1-е посвящение престола святому - основателю обители. Так началось строительство «малого» мон-ря. Объем храма близок к кубу, увенчан первоначально ярусами килевидных кокошников и 2 главами: большой, световой - в центре и малой, глухой - над юго-зап. углом (над приделом). Такие детали убранства, как перспективные порталы, аркатура на апсидах, декор барабана большой главы, состоящий из пояса килевидных арочек, балясин, прямоугольных нишек и бегунца, объединяют данную церковь и храм во имя арх. Гавриила. Однако ц. Усекновения главы св. Иоанна Предтечи завершена «пирамидой» из 3 рядов кокошников, ставшей примером для большинства позднейших кирилловских храмов. По предположению Г. Н. Бочарова и В. П. Выголова, в этом отношении образцами для нее послужили 2-главые соборы Спасо-Каменного и Ферапонтова мон-рей. Для храма «малого» мон-ря характерны итальянизмы, своеобразно переработанные элементы ордера (деление фасадов лопатками, профилированные цоколи, 3-частные антаблементы). Зального типа интерьер перекрыт равновысокими коробовыми и крестовыми сводами над зап. частью главного нефа. Вост. пара 4-гранных столбов, оформленных, по «фряжскому» обычаю, развитыми базами и профилированными тягами - капителями, придвинута к межапсидным стенкам, подкупольный квадрат находится в центре всего здания. Применены пониженные подпружные арки, характерные для новгородского, а не для раннемосковского зодчества.

Святые ворота. Надвратная церковь св. Иоанна Лествичника. Фотография С. М. Прокудина-Горского. 1909 г. (Б-ка Конгресса США)

Одновременно с Иоанновской ц. рядом с Успенским храмом при поддержке Василия III была построена ц. во имя арх. Гавриила с приделом святых Константина и Елены - небесной покровительницы вел. кнг. Елены Глинской. Возможно, храмы возведены одним зодчим, Григорием Борисовым (подробнее см.: Подъяпольский. 2006. С. 132-134, 138, 180-181). Все 4 престола церквей прор. Иоанна Предтечи и арх. Гавриила были освящены в дек. 1534 г. Пермским и Вологодским еп. Алексием, сведения о чем вошли в монастырский синодик (РНБ. Кир.-Бел. № 752/1009. Л. 11). Год возведения ц. арх. Гавриила упомянут на резном кресте 1638 г. (КБМЗ), созданном по случаю освящения храма после его поновления (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 247).

Высокая кубическая церковь с 3-частным делением фасадов лопатками и с 3 низкими полукруглыми апсидами, с арочными окнами без обрамлений и с кирпичными перспективными порталами (сохр. северный) внешне выглядит традиционно. Аркатура на апсидах близка к декору ряда московских церквей нач. XVI в. Однако в декоре отразилось влияние ордерной архитектуры итал. Ренессанса, как и в оформлении ц. прп. Иоанна Лествичника: пара 4-гранных вост. столбов, почти слившихся с межапсидными стенками, профилированные импосты под пятами арок, коробовые своды с крестовым перекрытием над зап. частью среднего нефа, зальный принцип построения внутреннего пространства, на фасадах - лопатки с базами и раскреповками в завершении, широкий 3-частный антаблемент над ними, профилированный цоколь. Оригинальное завершение здания было обусловлено назначением церкви - «иже под колоколы» (Там же. С. 101); ярус звона с 3 арками на каждом фасаде был огражден стенкой, окружающей четверик, и декорирован 2 ярусами килевидных кокошников. Завершали строение 2 главы - над церковью и приделом. Появление рядом с собором 2-го каменного здания (звонницы), близкого к нему по размерам, также сближало К. Б. м. и Троице-Сергиев монастырь, где подобным образом соотнесены Троицкий собор и Духовская ц. Последняя вместе с Гаврииловской представляет собой одну из 2 известных 4-столпных церквей, завершенных звонницей (Подъяпольский. 1989. С. 314). Аналогом ц. арх. Гавриила является ц. в честь Благовещения в Ферапонтовом мон-ре, сооруженная, возможно, также Григорием Борисовым.

Церковь во имя прп. Кирилла. 1585 г. Фотография. 2012 г

Каменные храмы 30-40-х гг. XVI в. на территории «большого» и «малого» К. Б. м. служили наглядным воплощением возросшего благополучия и статуса обители, учитывая, что в Москве при малолетнем вел. кн. Иоанне Васильевиче каменное строительство было прекращено. Анализ сохранившихся памятников заволжских и ростовских мон-рей дал Подъяпольскому возможность предположить, что каменные церкви К. Б. м. 30-40-х гг. XVI в. были возведены ростовскими мастерами (Он же. 2006. С. 189-192). Именно использованием одной архитектурной традиции может объясняться стилистическое единство сооружений кон. XV-XVI в. на территории К. Б. м. В XVI в. строились в камне службы и иные сооружения. В 1532 г. были поставлены каменные св. ворота и Казенная палата (или келья для казнохранилища), примыкающая к воротам.

Ворота имеют 2 арочных проезда, перекрытые коробовыми сводами, укрепленными подпружными арками. Внутри большого проезда - опоры в виде низких массивных полуколонн с профилированными базами и 2 жгутообразными поясками вместо капителей. В малом проезде прямоугольные выступы стен декорированы нишами. Юж. фасад ворот украшают 3/4-ной круглый столб, пологие архивольты проездных арок с килевидными завершениями и характерные для XVI в. плоские ниши, остроугольные и килевидные (Бочаров, Выголов. 1968. С. 163).

Церкви, построенные во 2-й пол. XVI в., большей частью являются приделами, пристроенными к собору, или надвратными храмами. Мемориальная ц. во имя св. кн. Владимира, соборный сев. придел и усыпальница кн. Владимира Ивановича Воротынского (1554), была построена на вклад вдовы кн. Воротынского. В послании 1573 г. царь Иоанн IV Васильевич упрекал игумена за ее строительство, поскольку над погребением прп. Кирилла церкви на тот момент еще не было (Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951. С. 173).

Церковь Преображения Господня. 1595 г. Фотография. 2001 г.

В плане ц. св. кн. Владимира представляет собой квадратный бесстолпный храм. Его перекрывают 2 коробовых свода по оси «восток-запад», перпендикулярно к-рым в центре расположены ступенчатые своды, создающие переход к световой главе с тонким барабанчиком. Ступенчатые своды были характерны для псковских строителей XV-XVI вв., но здесь они выполнены в упрощенных формах, что может свидетельствовать о работе местных мастеров. Основной объем и полукруглая апсида велики по сравнению с уменьшающимися в размере ярусами кокошников и главкой с ажурным подзором из золоченого железа, на к-ром сохранилась храмоздательная надпись (1631). Маленький придел был украшен по образцу фасадов и главы Успенского собора килевидными кокошниками первоначального завершения, фасадными лопатками, на портале внутри паперти были размещены широкие ленты кирпичного декора под кокошниками и на барабанчике (Подъяпольский. 2006. С. 138-140).

После смерти отца царь Феодор Иоаннович продолжал сооружение драгоценных рак и возведение церквей с приделами над захоронениями наиболее прославленных русских новых чудотворцев. Строительство церкви во имя прп. Кирилла Белозерского с южной стороны собора с приделом над погребением основателя монастыря было начато 9 мая 7093 (1585) г., освящена в 7095 (1587) г., 9 июня, «в пяток 8 недели по пасце» (Никольский. 1897. Вып. 1. С. 34-35). Придел над гробницей прп. Кирилла примыкал непосредственно к южной стене собора и был отделен от главного храма лишь проходом. Подъяпольский предполагает, что по своей конструкции и декору он восходил к ц. св. кн. Владимира (Подъяпольский. 1997).

По преданию, царем Иоанном IV Грозным на территории «малого» мон-ря к югу от Предтеченской была сооружена теплая ц. во имя прп. Сергия Радонежского с трапезной и приделом во имя прп. Дионисия Глушицкого (1560, действует с 1992). К Сергиевской ц., имеющей прямоугольную в плане форму, примыкала квадратная одностолпная трапеза, а к трапезе - келарская. Широкий пояс декора из прямоугольных нишек, бегунца и поребрика проходит по верху стен всего сооружения, связывая обе его части. В XVI в. трапезный храм был перестроен в церковь-звонницу. С 3 сторон (кроме западной) наверху была устроена широкая открытая арка, где висели колокола. Над завершающими церковь кокошниками возвышались 2 главы: большая - в центре и малая - над приделом. Под церковью и трапезой располагались хозяйственные помещения. Церковь неоднократно переделывалась в XVIII-XIX вв. Сохранились антиминс, подписанный 25 сент. 7069 (1560) г. (КБМЗ; опубл.: Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 266), 2 антиминса 1594 г.- от главного и от придельного престолов, а также антиминс 1596 г. из придела (КБМЗ; опубл.: Там же. С. 266-267). В главной церкви иконостас имел только 2 яруса: местный и деисусный, а в приделе прп. Дионисия отсутствовал и деисусный ярус. По описи 1601 г., в «малом» мон-ре было 7 келий и 2 больницы. Впосл. он был обнесен каменной оградой с башнями. Работы могли быть проведены и в ц. Усекновения главы св. Иоанна Предтечи, т. к. сохранился антиминс от 4 июля 1557 г. на ее освящение (Шаромазов М. Н. Антиминс 1409 г. из собр. Кирилло-Белозерского музея-заповедника и начальный период истории Ферапонтова мон-ря // Ферапонтовский сб. М., 2002. С. 26-27).

Помимо придельных церквей и теплой церкви в «малом» монастыре в самой обители во 2-й пол. XVI в. были возведены 2 надвратных храма с приделами. Церковь во имя прп. Иоанна Лествичника с приделом во имя вмч. Феодора Стратилата (1569-1572) над св. воротами была сооружена на вклад царевичей Иоанна и Феодора, сыновей Иоанна Грозного; сохранились антиминсы 1572 г. от главного и от придельного престолов (КБМЗ; опубл.: Подъяпольский. 1969. С. 210-211; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 256-257). Сравнительно невысокий кубический объем храма разделен на фасадах лопатками на 3 прясла, завершенные полуциркульными закомарами. Четырехскатная кровля XVIII в. скрыла 2 яруса полукруглых кокошников, служивших некогда переходом к стройному световому барабану главы. Закомары, отделенные от стен карнизом с раскреповками, сплошь заполнены кирпичным узором из поребрика, нишек и бегунца. Необычны 2 прямоугольные апсиды и внутренние столбы: восточные - 4-гранные, западные - круглые, трактованные как колонны, в которых наряду с крестовыми сводами в западной части среднего нефа можно видеть следы итал. влияния. Кроме того, круглые столбы отделаны базами и капителями, а пяты сводов на них и на стенах отмечены профилированными карнизами-импостами. Алтарная апсида имеет многочисленные стенные ниши-аркосолии, горнее место (длинная каменная скамья вдоль вост. и юж. стен).

В 1585 г. стены и своды св. ворот с казнохранилищем и «сушилом» над ним были украшены фресковой росписью. В проездной арке изображены в т. ч. те праздники и святые, которым посвящены престолы на территории «большого» и «малого» мон-рей (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 218-219; см. также: Никольский. 1897. Вып. 1. С. 194-195; Никитина Т. Л. Иконография стенописи св. ворот Кирилло-Белозерского монастыря // Кириллов: Краевед. альм. Вологда, 2001. Вып. 4. С. 202-211).

Поскольку обитель оставалась царским богомольем, здесь и в кон. XVI в. велись активные строительные работы. К соборному храму с зап. и сев. стороны были пристроены каменные одноэтажные сводчатые паперти, крытые тесом (1584-1601; см.: Подъяпольский. 1969. С. 227; Он же. 1989. С. 316; Баталов. 1996. С. 222); вероятно, 5-угольные ниши на лопатках воспроизводят декор одновременно построенного придела прп. Кирилла. Вдоль сев. фасада трапезной также была сооружена 2-ярусная паперть.

Между 1585 и 1595 гг. на юж. стене, над Водяными воротами, была возведена надвратная ц. в честь Преображения Господня с приделами свт. Николая Чудотворца и вмц. Ирины, небесной покровительницы царицы Ирины Годуновой. Строительство велось на средства казны и на деньги старца Леонида (Ширшова), который, очевидно, руководил работами. Церковь впервые упоминается в описи 1601 г. (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 105). Н. П. Успенский, используя сведения об антиминсе 1595 г. в приделе вмц. Ирины из несохранившегося монастырского «Списка древних антиминсов», датировал строительство этим годом (Там же. С. 250); этой даты придерживался и Подъяпольский (Подъяпольский. 1969. С. 223. Примеч. 2). Никольский считал, что церковь была построена в царствование Феодора Иоанновича или Бориса Годунова (Никольский. 1897. Вып. 1. С. 36).

Образцом для планировки и декоративного оформления ц. Преображения послужила ц. прп. Иоанна Лествичника на св. воротах. Невысокий четверик с пониженными прямоугольными пристройками с 2 сторон (алтарем и папертью) первоначально имел открытые арочные проемы (в XVII в. превращены в окна). Архитектура церкви отражает сближение форм 2- и 4-столпного храмов. Почти в центре храма стоят 2 круглых, увенчанных капителями столба, с к-рых на стены переброшены арки. Они поддерживают 3 коробовых свода, перекрывавшие храм по продольной оси. Более мощная подпружная арка между столбами служит опорой главному световому барабану, поставленному на средний из коробовых сводов с помощью дополнительной системы ступенчатых арочек. Бочаров и Выголов отметили оригинальность такой 2-столпной конструкции. Несоответствие между 2-столпной внутренней конструкцией (барабан и своды церкви опираются не на 4 столба, как у др. кирилловских храмов, а на 2) и характерной для 4-столпных зданий декорацией сев. и юж. фасадов в виде 3 прясел (украшенных нишками с остроугольными верхами) было замаскировано на юж. стене с помощью «сдвига» портала ближе к востоку, между средним и вост. пряслами, из-за чего лопатка над килем его архивольта оказалась оборвана (Бочаров, Выголов. 1968. С. 202; Баталов. 1996. С. 162-163).

Нижний ярус самых крупных кокошников с круглым проемом в среднем из них «отрезан» от прясел стен карнизом с ширинками. Трехглавие над горкой килевидных кокошников (большая глава - в центре, 2 малые - над вост. углами постройки) вносит симметрию в облик небольшого сооружения. Центральный барабан смещен к востоку, 2 малых барабана располагались над юго-вост. и сев.-вост. углами храма, соответственно над приделами святых Николая и Ирины. Декоративное заполнение закомар, кокошников и верхних ярусов глав демонстрирует устойчивое повторение форм соборного храма; как и в ц. прп. Иоанна Лествичника, 3 яруса кокошников сплошь украшены традиционным для местных памятников декором из рядов поребрика, прямоугольных нишек и бегунца.

В кон. XVI в. на ц. арх. Гавриила соорудили «боевые часы». В нач. XVII в. была возведена новая колокольня, примыкающая к зап. стене ц. арх. Гавриила; под колокольней в 2 «палатках» одна над другой располагалась б-ка.

Крепостные стены

Внутренний двор и Ферапонтовская (Московская) башня Нового города. Фотография. Нач. XXI в.

Время появления 1-й каменной ограды К. Б. м. неизвестно. Организатором строительства новых каменных стен вокруг обители в 80-90-х гг. XVI в. был старец Леонид (Ширшов); в описи 1601 г. довольно много упоминаний о том, что «каменное городовое дело» было связано с его именем (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 273). Были построены Конюшенные ворота и 4 многоярусные (преимущественно 4-ярусные) башни на углах с большим количеством бойниц (до 60) и высокими деревянными шатрами: Круглая (Мельничная) - на вост. углу, за р. Свиягой (сохр. только фундаменты), Свиточная, южная,- на мысе Сиверского оз. (декорирована 3 лентами поребрика, нишек и бегунца), Чёрная (Малая Мереженная) - также на берегу озера, Грановитая (Часовая), с часами наверху,- в сев. части мон-ря. Двухъярусные стены имели высоту до 5,2 м и ширину 1,5 м. В результате строительства Старого города на берегах Сиверского оз. возникла мощная крепость, периметр стен к-рой достигал ок. 1 тыс. м. По их протяженности мон-рь уступал тогда лишь Троице-Сергиеву и почти равнялся Соловецкому мон-рю. Основная часть стен была снабжена верхним ярусом боя с боевым ходом. Стена, выходившая к озеру, имела еще «подошвенный» бой.

Одновременно были сооружены более тонкие каменные стены Иоанновского мон-ря, а также башни: Ловецкая (на стыке 2 мон-рей, со стороны озера), Глухая (Вощёная или Котельная), Кузнечная, Вологодская. К кон. XVI в. в ограде было 8 башен. В 1611 г. построили оружейный «чулан», в связи с военной опасностью производилась реконструкция стен и башен. В мон-ре было 35 орудий, находились на постое 200 стрельцов. К. Б. м. неоднократно выдерживал осаду интервентов в Смутное время.

В 1-й пол. XVII в. строительные работы на территории обители проводились преимущественно монастырскими мастерами. В 1610 г. стены увеличили, с сев. стороны пристроили новое укрепление - Острог. К 30-м гг. XVII в. было восстановлено разрушенное хозяйство К. Б. м. Финансовое состояние монастыря улучшилось в связи с тем, что в июне 1648 г., спасаясь от Соляного бунта, здесь укрывался воспитатель и родственник царя Алексея Михайловича боярин Б. И. Морозов. В 1651 г. мон-рю были пожалованы средства на возведение новых оборонительных стен. Новый этап строительства стен начался в 1653 г. под рук. Жана де Грона (Антона Алексеевича Грановского), «мастера городового дела», вскоре покинувшего мон-рь. Власти К. Б. м. выразили желание возвести новую крепость по образцу крепости Троице-Сергиева мон-ря, продолжая более чем столетнюю традицию отношения к знаменитой обители как к образцовой даже в строительном отношении (подробнее см.: Подъяпольский. 1989). Эта крепость в Новом городе (на Подоле) К. Б. м. (1653-1682) стала «Великой Государевой крепостью», одной из сильнейших в гос-ве, хотя возле нее и не проходило боевых действий; в 1661 г. на ее строительство царь Алексей Михайлович пожаловал 45 тыс. р. (Кирпичников, Xлопин. 1972. С. 93-182). Почти одновременно строились укрепления в Спасо-Прилуцком мон-ре (окончены в 1656). Крепость возвели подмастерья каменных дел Кирилл Серков и Семен Шам (впосл. приняли монашество). В результате строительства территория мон-ря расширилась почти вдвое. На плане новые стены имели широко растянутую П-образную форму, обращенную открытой частью к Сиверскому оз.; старый участок стен, включенный в новый ряд, ограничивал территорию крепости.

Длина новых 3-ярусных крепостных стен составила 732 м, высота - ок. 10, толщина - 7 м. Только Свиточная и Глухая башни сохранили свою высоту, от 2 других остались всего лишь фрагменты, затем появились привычные теперь высокие эффектные башни (Там же. С. 120-124). Внешний многоугольник Нового города включал еще 6 новых башен: Большую Мереженную (Белозерскую), Косую (Караульную-проездную), Московскую (Ферапонтовскую), Казанскую (над въездными воротами), Вологодскую, Кузнечную (сохр. свое название от старой башни). Угловые башни при диаметре ок. 20 м имеют высоту от 22 до 29 м, с кровлей - до 35-40 м. Три из них - 16-гранные, Вологодская - 8-гранная; все внутри разделены на 6-7 ярусов. Две проездные 4-угольные башни ниже, имеют сводчатые проезды в нижнем из 4 ярусов и герсы.

Большая часть строительных работ XVII в. состояла в обновлении сооружений. В 1631-1632 гг. была поновлена ц. во имя св. кн. Владимира. Первоначально иконостас состоял из 4 ярусов: местного, деисусного, праздничного и пророческого, дополненного затем пядничным. Иконостас Владимирской ц. перестраивался неск. раз; сохранившийся датируется 1827 г.

Церковь св. Ефимия Великого. 1649 г. Фотография С. М. Прокудина-Горского. 1909 г. (Б-ка Конгресса США)

Прежние постройки служили образцом. В 1645 г. над гробом кн. Ф. А. Телятевского за его вклад в обитель артель сельских каменщиков из вотчины К. Б. м. во главе с Яковом Костоусовым выстроила небольшую бесстолпную ц. во имя свт. Епифания, еп. Кипрского (имя этого святого князь носил после пострижения) (Никольский. 1897. Вып. 1. С. 71). Вынужденный длительный перерыв в «каменном деле» и желание следовать традиции привели к тому, что общая композиция, конструктивное решение ступенчатых сводов, завершения фасадов и основные элементы кирпичного декора почти точно повторяют соседнюю Свято-Владимирскую ц. (1554). Первичный 4-ярусный иконостас сохранился без существенных переделок и утрат.

В тех же формах (композиция и декор фасадов), но с шатровым верхом была воздвигнута больничная ц. во имя прп. Евфимия Великого (1646) около Больничных палат, сооруженных в 1643-1644 гг. в юж. части монастыря, близ Свиточной башни. Церковь напоминает больничную ц. преподобных Зосимы и Савватия в Троице-Сергиевом мон-ре и храм прп. Мартиниана в Ферапонтовом мон-ре, а тот в свою очередь - придел прп. Авраамия собора ростовского Богоявленского мон-ря. Членение на прясла неодинаково для разных фасадов, стройный шатер венчает непосредственно четверик (восьмерик снаружи не выявлен). В. В. Седов относит больничный храм к категории церквей с конструктивными шатрами, открытыми во внутреннее пространство (Седов Вл. В. Шатровый придел собора Павло-Обнорского мон-ря // ИКРЗ, 2002. Ростов, 2003. С. 54-59). Шатер с луковичной главкой возвышается над 3 сплошь покрытыми декором кокошниками, завершающими каждую из стен. С юж. стороны к церкви пристроена трапезная, которая соединялась с сенями Больничных палат. С зап. стороны над крышей трапезной находилась маленькая звонница псковско-новгородского типа на 2 столбах. В 1649 г. вологодский иконник Терентий Фомин писал для этого храма деисусный ярус на 11 досках (Кочетков, Лелекова, Подъяпольский. 1994. С. 90).

В 1638 г. был перестроен в ризничную палатку верх Гаврииловской ц., при этом проемы звона были заложены и превращены в окна. В 1647-1648 гг. к западу от собора на месте деревянных были построены одноэтажные каменные кельи настоятельского корпуса. Первоначальный облик фасада здания определяли окна с килевидными наличниками и высокие открытые лестницы на 2-й этаж с крыльцами. В кон. XVII в. над кельями возвели верхний этаж. В 1665 г., после того как К. Б. м. сильно пострадал в результате пожара, казенные кельи были перестроены.

Перестройка коснулась различных зданий, прежде всего собора, к-рый был расписан в 1641 г. артелью во главе с мастером Любимом Агеевым. К 1649-1650 гг. местными каменщиками были заложены большие окна и арочные проемы паперти и затем расписаны. Сохранившийся внутри паперти сев. портал с резными колонками и со стрельчатыми архивольтами, украшенными дыньками и сноповидными капителями, соответствует традиц. формам, сложившимся еще во владимиро-суздальском зодчестве. В 60-х гг. XVII в. для укрепления стен теплой ц. прп. Сергия в Иоанновском мон-ре потребовалось возвести контрфорсы. Строились в камне новые службы: во 2-й пол. XVII в. над Казенной палатой - каменное «сушило», прежняя каменная «солодовня» («солодежное сушило») находилась на территории Острога (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 274).

В нач. XVIII в. сложился известный ныне общий облик мон-ря, запечатленный на гравюрах, напр. работы А. И. Ростовцева (1720, медная доска - в собр. КБМЗ; см.: Никольский. 1897. Прил. 8. С. XCIV-XCV; Бабушкина. 2001. С. 127). архитектурный ансамбль мон-ря был также воспроизведен с исторической достоверностью на лицевом шитье этого времени, особенно на пеленах с сюжетом «Явление Пресв. Богородицы прп. Кириллу в Симоновом монастыре» (КБМЗ; см.: Бабушкина. 2001. С. 132).

Вид Успенского собора и ц. свт. Епифания Кипрского. Копия акварели из альбома Н. А. Мартынова. Копиисты Г. И. и М. И. Билибины (КБМЗ)

Многие средневек. постройки претерпели изменения. В 1757-1761 гг. была перестроена ц. арх. Гавриила: ярус звона был превращен в 2-этажную высокую колокольню, ставшую доминантой окрестностей (каменщик вологодского Спасо-Прилуцкого мон-ря Федор Жуков). Тяжеловесное здание сочетает традиции архитектуры XVII в. и барокко. Над 3-ярусным массивным четвериком, прорезанным многочисленными окнами, возвышается восьмерик звона с фигурным куполом и главой на световом барабане-восьмерике. В 1759 г. на колокольню были повешены колокола, в т. ч. самый крупный, новоотлитый (1200 пудов; см.: Виденеева А. Е. Большой колокол Кирилло-Белозерского мон-ря в XVIII ст. // Кириллов: Краевед. альм. Вологда, 2001. Вып. 4. С. 81-88). К кон. XIX в. на колокольне было 17 медных колоколов (о них подробнее см.: Геронтий (Кургановский), иером. Ист.-стат. описание Кирилло-Белозерского мон-ря. 1897. С. 64-66; Никольский. 1897. Вып. 1. С. 172-180).

В XVIII в. на Успенском соборе появились 4-скатная кровля и 2-ярусная барочная главка. В 1791 г. построили обширный притвор с главой. В 1780 г., при настоятеле архим. Иакинфе (Карпинском), обветшавшая Кирилловская ц. была разобрана; в 1781-1785 гг. выстроили новую, большего объема, для чего использовали также кирпич от др. разобранных зданий мон-ря (напр., старой «солодовни»). Архитектурный стиль новой церкви-мемориала прп. Кирилла характерен для позднего провинциального барокко, оформление фасадов напоминает Успенский собор (деление стен на прясла, пояса узорной кладки с применением изразцов, перспективные порталы). Высокий 2-ярусный алтарь типа «восьмерик на четверике» завершен купольной кровлей с люкарнами и главкой. В 1825 г. храм подвергся переделкам. В 1786 г., по некоторым сведениям, была сооружена каменная сень-«часовня» «на четырех столпах каменных же» для соблюдения деревянной (часовни, возведенной прп. Кириллом) (Бабушкина. 2001. С. 131). В первые годы XIX в. оба барабана и верхний ярус кокошников Гаврииловской ц. были разобраны и сделано новое, 4-скатное покрытие с одной деревянной, обшитой лемехом главой. Во 2-й пол. XVIII - нач. XX в. главной (и почти непосильной) статьей расходов монастыря оставалось поддержание в должном виде многочисленных старинных строений - храмов, часовен и стен.

Прп. Кирилл Белозерский. Гравюра. 1742 г. (КБМЗ)

С наступлением эпохи романтизма в нач. XIX в. К. Б. м. начинает вызывать интерес у художников. В 1809 г. вышел в свет альбом К. М. Бороздина с видами обители (Никольский. 1897. Вып. 1. Прил. 8. С. XCV-XCVIII); в 1860 г.- альбом Н. А. Мартынова (в 1880-1932 хранился в б-ке ОЛДП, ныне - в ГРМ), писавшего акварелью виды обители и вещи из ризницы; им был составлен также план мон-ря (рисунки и чертежи Мартынова были использованы Н. К. Никольским при публикации исследования о К. Б. м.; о плане мон-ря подробнее см.: Там же. XCVIII-XCIX; Бабушкина. 2001. С. 133-134; Дионисий в Русском музее. СПб., 2002. С. 12, 50, 74, 78, 86; Пивоварова. 2005). В XVIII-XIX вв. гравюры с видами К. Б. м. («чудотворцевы листы») производились в количествах, сопоставимых с выпуском видов самых прославленных лавр и мон-рей Российской империи и правосл. Востока.

Кириллов Белозерский в честь Успения Пресв. Богородицы мон-рь. Роспись. Архимандричьи кельи. 40-е гг. XIX в.

В 1811 г. над часовней и над местом пещеры прп. Кирилла в «малом» мон-ре были сооружены каменные «сени», ставшие своеобразными «архитектурными реликвариями» для обветшавших, но всенародно известных и любимых святынь (Памятники архитектуры. 2002. С. 496. Примеч. 7; «сени» встречаются на литографии 1886 г., на фотографиях в альбоме С. М. Прокудина-Горского, посвященном Мариинскому водному пути: Wash. Libr. Congress. 1034). В 20-х гг. XIX в. поновляли мемориальные церкви св. кн. Владимира и свт. Епифания (Геронтий (Кургановский), иером. 1897. С. 70-71). После издания имп. указа 1827 г. о сохранении древних зданий в городах империи все сооружения К. Б. м., в т. ч. башни и стены его крепостей, были обмерены и зарисованы, чертежи подписал новгородский губ. архит. М. М. Праве («Атлас» с изображениями и планами сооружений монастыря - 1831 г., РНБ ОР. Ф. 40. № 284; см.: Кирпичников, Хлопин. 1972. С. 72 (Грановитая башня); Памятники архитектуры. 2002. С. 45 (фасады и планы собора и церквей)). На проведение работ по поновлению зданий К. Б. м. все более влияли принципы научной реставрации, один из которых - новое должно приближаться по своему облику к старому - был сформулирован историком М. П. Погодиным как раз в связи с готовящимся обновлением живописи св. ворот в мон-ре в 1841 г. (Памятники архитектуры. 2002. С. 159). Но при этом завершения мн. зданий, прежде всего церквей, напр. надвратной ц. Преображения Господня, вместо многоглавия и кровель сложной формы получили 4-скатные перекрытия с единой главой (Подъяпольский. 2006. С. 62; так выглядит церковь на многочисленных открытках кон. XIX в., на фотографии 1909 г. Прокудина-Горского; вид церкви без глав см.: Бочаров, Выголов. 1968. С. 189. Ил. 91). В 1821 г. настоятельские (архимандричьи) кельи были перестроены в духе ампира, здание приобрело 4-колонный портик. Архитектурный ансамбль К. Б. м. и ряд др. монастырей Вологодской земли был запечатлен в росписи парадного вестибюля архимандричьих келий (1838-1840; отреставрированы к 2003). Во 2-й пол. XIX в. некоторые здания обители обветшали настолько, что их были вынуждены разбирать, напр. Грановитую башню в 1857-1866 гг.; ее основание сохранилось в составе Тюремного замка в сев. части мон-ря. Продолжались, хотя и с меньшей интенсивностью, внутренние работы, напр. замена иконостасов: в 1870 г. из ц. Усекновения главы св. Иоанна Предтечи первоначальный тябловый иконостас переместили в ц. арх. Гавриила, а на его место поставили иконостас 1789-1792 гг. из ц. прп. Кирилла (сохр.; см.: Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 264). В ц. прп. Кирилла возвели новый, позолоченный иконостас, покрытый резьбой.

По сути прервавшаяся в XIX в. традиция монастырского храмостроительства продолжилась вне стен обители. Образовавшаяся при мон-ре слобода в 1776 г. была преобразована в г. Кириллов. Самым старым сооружением, сохранившимся среди городской застройки, является ц. Вознесения Господня с теплым приделом мч. Иоанна Воина (1796-1798), построенная при въезде в город со стороны Вологды на месте сгоревшей деревянной церкви преимущественно из кирпича рухнувшей монастырской Косой башни. В 1-й пол. XIX в. были возведены еще 2 каменных храма - городской Казанский собор (теплая церковь и колокольня - в 1811-1813, холодная церковь - в 1819-1825; проект 1819 г. архит. А. И. Старова, сына И. Е. Старова) рядом с мон-рем и ц. во имя Двенадцати апостолов (1832-1836, подрядчик Ф. В. Матвеевский; колокольня - в 1838-1840) по Череповецкому тракту, первоначально кладбищенская. Все храмы однокупольные, с ярусными колокольнями над притворами, выдержаны в стиле классицизма: раннего - Вознесенский, строгого - Казанский и Двенадцати апостолов.

Духовное уч-ще в Кириллове. Фотография. Нач. XX в. (РГБ)

Казанскому собору предшествовала приписанная к мон-рю соименная деревянная шатровая церковь (до 1668), к-рую сменила в 1700 г. полукаменная церковь (ее частично включили в объем новой, теплой церкви). В теплом храме находились приделы св. ап. Андрея Первозванного и Боголюбской иконы Божией Матери; новые иконостасы для него спроектировал Ф. Г. Солнцев в 1859 г., иконы были написаны В. М. Пешехоновым. Иконы в иконостас (работы вологодских мастеров) холодного храма написал крепостной иконописец помещика Орлова Петр Иванов в 1824-1826 гг. Иконы «Воскресение» и «Снятие со креста» были куплены в 1825 г. в С.-Петербурге у академика живописи В. И. Мошкова. Особо почитались в храме Казанская икона и образ прп. Кирилла (XVI в.).

В 1885 г. на кладбище при Вознесенской ц. была построена шатровая часовня св. Иоанна Воина в рус. стиле, декорированная элементами народного каменного и деревянного зодчества. В 1894 г. на средства кирилловской купчихи М. И. Сизьминой была построена ц. во имя свт. Николая Чудотворца за юго-зап. окраиной города, у Белозерского тракта, на Обшарском кладбище. Пятиглавая с шатровой колокольней церковь в рус. стиле была разобрана на кирпич в 50-х гг. XX в. В нач. XX в. в городе, на берегу залива Сиверского оз., было построено каменное 3-этажное здание, предназначенное для ДУ, почти 100 лет располагавшегося на территории К. Б. м. (ныне здание больницы; Глызина Л. И. Уездный г. Кириллов // Кириллов: Краевед. альм. Вологда, 1994. Вып. 1. С. 46; см. также на сайте КБМЗ: Смирнов И. А., Смирнова А. В. Кирилловское духовное училище в XIX-XX вв.: По материалам ОПИКБМЗ).

Колокольни Казанского храма и ц. во имя Двенадцати апостолов были снесены в сер. 30-х гг. XX в. В Казанской ц. в советское время находился винный цех. В ц. Двенадцати апостолов ок. 1932 г. устроили электроподстанцию, после Великой Отечественной войны к зап. фасаду храма сделали пристройку для «мукомольни». В Вознесенской ц. размещается автопредприятие. Все храмы разрушаются, внутреннее убранство полностью утрачено (Иванова Г. О. Приходские церкви г. Кириллова по архивным источникам // Кириллов. 1994. Вып. 1. С. 165-186).

Единственным действующим храмом в окрестностях Кириллова (закрывался только в 1939-1943) являлась церковь Покровского Подгородного погоста (ныне дер. Аксёново), построенная в формах позднего барокко в 1782 г. Двусветный четверик с полуглавиями основного объема перекрыт сомкнутым сводом, трапезной (в ней устроены приделы Флоро-Лаврский и Никольский) он связан с колокольней над притвором. Церковь в значительной степени сохранила интерьер.

К мон-рю были приписаны часовни в с. Ниловицы и на горе Mayра (1886), над большим камнем, «на котором означен след ступни человека», по преданию - след прп. Кирилла (разрушена в первые годы советской власти, камень сохр.; в 2000 рядом с ним вновь построена часовня).

Старинные изразцы, найденные при земляных работах. Фотография С. М. Прокудина-Горского. 1909 г. (Б-ка Конгресса США)Со времени секуляризационных реформ XVIII в., разрушивших основы монастырской экономики, и до нач. XX в. мн. здания, в т. ч. церкви, утратили первоначальный облик: на месте древних завершений были возведены новые, более экономичные кровли. В кон. XIX в., по свидетельству Успенского, «современная жизнь монастыря настолько отдалилась от прошлой», что почти все сооружения «стоят пусты, не имея употребления, как вполне излишние, или… получили другое назначение… а деревянные уже давно все исчезли, не оставив по себе следа» (Успенский Н. П. Кирилло-Белозерский Успенский мон-рь // ПрибЦВед. 1897. № 24. С. 808-809). В 1911 г., после посещения обители, архиеп. Арсений (Стадницкий) писал, что «особенно сильному разрушению... подверглись стены и башни», в первую очередь Свиточная башня, и почти вся линия стены вдоль берега озера (Обозрение епархии Его Высокопреосвященством, Высокопреосвящ. Арсением, архиеп. Новгородским и Старорусским, с 1 по 16 июня 1911 г. // Новгородские ЕВ. 1911. № 51/52. С. 1672). В 1914 г. в Новгородской духовной консистории по представлению еп. Кирилловского Иоанникия (Дьячкова) в Новгородском церковно-археологическом об-ве и в хозяйственном управлении Синода поднимался вопрос о капитальном ремонте памятников обители, но война и революция помешали осуществлению этих планов.

В 1906-1908 гг. иером. Антоний предпринял попытку устроить монастырский музей на основе личной коллекции. В нач. сент. 1918 г. в мон-рь прибыли реставраторы во главе с А. И. Анисимовым, к-рых благословил на работу еп. сщмч. Варсонофий (Лебедев). Владыка предполагал отдать половину архиерейского дома для устройства в мон-ре музея-древлехранилища.

Учреждение в окт. 1924 г. музея на территории мон-ря не смогло предотвратить его разграбление и частичное разрушение. В 1931-1932 гг. были утрачены знаменитые кирилловские колокола, несмотря на их предварительную постановку на гос. учет и составление списков сотрудниками музея. Комиссия, создание к-рой было инициировано «Рудметаллторгом», сочла, что сохранению подлежат только колокол 1755 г. (самый большой из имеющихся) и 2 колокола XVII в., отлитых за границей. Колокола работы белозерских, вологодских и ярославских литейщиков пошли на переплавку; через год был уничтожен и колокол 1755 г. Всего «Рудметаллторг» получил в Кириллове 31 298 кг колокольной бронзы и 2855 кг железа (колокольные языки).

Летом 1931 г. по распоряжению президиума Кирилловского райисполкома территория монастыря стала использоваться под районный сенозаготовительный пункт, к-рый разместился в башнях и у стен. Подвозивший сено транспорт разбивал берег Сиверского оз. и вызывал сотрясение крепостных стен и башен. Несколько позднее на территории музея разместили приемный пункт скотозаготовок, и «подклеты зданий музея-монастыря были заполнены скотом». Были планы устроить клуб с кинобудкой во Введенской ц. и в трапезной палате, а нижнюю палату под колокольней и ц. прп. Евфимия приспособить под пионерский клуб, рядом устроить детскую площадку, открыть колонию на 100 детей и подростков в дополнение к располагавшемуся в мон-ре детскому дому, разобрать на кирпич монастырские стены и прачечную (Уксусные кельи).

Рака прп. Кирилла Белозерского. Фотография. 2012 г.

Реставрационные работы в монастыре начались в 1919 г. и первоначально носили противоаварийный, ремонтный характер. До 1942 г. ими руководил архит. В. В. Данилов. Первым объектом стала Малая больничная палата (XVIII в.). Был восстановлен фундамент, произведен ремонт стен, перекрыта кровля. В 1920 и 1925 гг. для поддержания крепостной стены XVI в. по берегу озера поставили ряд деревянных контрфорсов на участке между Преображенской ц. и Котельной башней и начали восстанавливать Свиточную башню. Щели, трещины в осевших стенах крепости отмечают в воспоминаниях и записках те, кто посещали мон-рь и музей в 20-30-х гг. XX в. (Тарабукин Н. М. Искусство Севера // Ферапонтовский сб. М., 1991. Вып. 3. С. 346; Голицына Е. П. Поездка в Кирилло-Белозерский и Ферапонтов мон-ри в июле 1927 г. // Там же. 2006. Вып. 7. С. 350).

Летом 1920 г. в мон-ре побывала инспекционная комиссия I Всероссийской конференции по вопросам реставрации и ремонта при Главмузее (И. Э. Грабарь, Н. К. Жуков, И. В. Рыльский, Н. Б. Бакланов). Согласно ее рекомендациям, в 1922 г. была закрыта деревянным навесом юж. стена корпуса келий (бывш. ДУ), в 1922-1923 гг. частично исправлена кладка и заменена кровля Больших больничных палат, внутри здания поставлены кружала для восстановления обрушившихся сводов. Ремонтно-восстановительные работы проводились специалистами на средства Ленинградских реставрационных мастерских; на средства этой же организации не всегда вовремя доставлялись строительные материалы, что затрудняло ход работ.

В 1934 г. во Введенском храме открыли выставку, к-рая должна была показать «реакционную сущность монастыря-феодала». Ее организатор Г. Г. Антипин подготовил 1-ю публикацию о Кирилловском музее - «Крепость Кирилло-Белозерского монастыря». В 1936 г. реконструированная выставка стала отражать «жизнь и быт крестьян при крепостном строе», появилась выставка-интерьер «Монастырская тюрьма» в крепостной стене XVII в.

В 1932-1934 гг. выделенные минимальные средства позволяли вести только неотложные ремонтные работы в обители. В 1935 г. суммы вложений увеличились в 3 раза, была составлена смета на генеральный ремонт и реставрацию монастыря на 170 тыс. р. В 1936-1939 гг. были проведены обмеры мн. зданий мон-ря, сделаны пробные расчистки наличников, предпринимались попытки провести раскопки для уточнения монастырской топографии, были восстановлены и укреплены части стен.

Ремонтно-восстановительные работы в монастыре возобновились в 1943 г., однако до 1948 г. даже выделяемые незначительные средства не осваивались полностью. В 1943 г. Кириллов посетила правительственная комиссия по учету и охране памятников искусства при Комитете по делам искусства (А. С. Трайнин, А. В. Виппер) и выработала рекомендации по улучшению охраны памятников в военное время (Иванова Г. О., Смирнов И. А. История Кирилло-Белозерского музея-заповедника // Кириллов: Краевед. альм. Вологда, 1994. Вып. 1. С. 7-37).

Деревянная ц. Ризоположения из с. Бородавы. 1485 г. Фотография. 2010 г. (КБМЗ)

В 1953 г. в Кириллов прибыла группа архитекторов Центральных научно-реставрационных мастерских при Академии архитектуры СССР (Л. А. Давид, Подъяпольский, Б. Л. Альтшуллер), к-рая наметила первоочередные задачи по спасению аварийных памятников и заложила основы научно-исследовательских и реставрационных работ. В 1957 г. был создан Кирилловский участок Вологодской научно-реставрационной производственной мастерской. Подъяпольский начал работу над проектом реконструкции первоначального облика архитектурного ансамбля. В 50-70-х гг. XX в. он подготовил проекты и осуществил реставрацию ц. Преображения Господня (эскизный проект в 1954-1955, реставрация в 1973-1975, реконструкция на время постройки), Келарского корпуса (1956-1960), Малой больничной палаты (1957-1960), Свиточной башни (1960-1963), Больших больничных палат (1960-1975), Поварни (1968-1974), ц. св. кн. Владимира (1971-1973), ц. свт. Епифания (совместно с Н. В. Каменевым, 1976-1977), сев. корпуса келий (совм. с Каменевым, 1977-1978). В этот же период под его руководством (с 1973 совместно с Каменевым) были произведены противоаварийные и консервационные работы на стенах и в башнях, в Успенском соборе (реставрация продолжается с 1969), в церквах прп. Сергия, прп. Иоанна Лествичника, в Казенной палате. В 80-90-х гг. XX в. Подъяпольский консультировал реставрационные и исследовательские работы в настоятельском корпусе и придельной соборной ц. прп. Кирилла Белозерского (аннотированный перечень работ см.: Подъяпольский. 2006. С. 81-90). В 2004 г. были выделены средства на реставрацию трапезной Введенской ц.

На территории мон-ря проводились регулярные археологические исследования: напр., в 1971 г.- на площади Острога (70-80-е гг. XVI в.) с участием ЛОИА АН СССР, исторического фак-та ЛГУ и КБМЗ (Кирпичников, Подъяпольский. 1982). Продолжаются археологические исследования внутри храмов (Папин. 1998) и на территории Нового города (Пашкин, Подборская. 2003; Пашкин, Подборская, Назаренко, Нефедов. 2003).

В 1958 г. на территорию обители из с. Бородавы (бывш. вотчина Ферапонтова мон-ря) перенесли клетскую ц. Положения риз Пресв. Богородицы с высокой клинчатой крышей (антиминс 1485 г.). Открытая галерея-паперть с крыльцом обходит трапезную с юга и запада. Храм реставрирован в кон. 50-х гг. XX в. Б. В. Гнедовским и в 2009-2012 гг. А. В. Поповым. Рядом поставлена ветряная мельница XIX в. из дер. Щёлково (Бочаров, Выголов. 1968. С. 160-161. Ил. 71, 72; Попов Г. В. Церковь Ризоположения из с. Бородава. М., 2006).

В 1960 г. в трапезной палате ц. Введения была открыта экспозиция живописи советских художников и кирилловского художника кон. XIX в. Д. В. Малькова. В ц. прп. Кирилла находилась экспозиция отдела природы, к-рую демонтировали в связи с празднованием 50-летия советской власти в 1967 г. и установкой новой экспозиции на эту тему (разобрана в 1991). В 1966-1970 гг. в одной из келий Казенной палаты размещался планетарий. Историко-художественный музей с 1968 г. стал музеем-заповедником и получил совр. название (Кирилло-Белозерский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник), в 1997 г. был включен в Гос. свод особо ценных объектов культурного наследия народов РФ. В фондах музея более 32 тыс. единиц хранения (коллекции древнерус. живописи, декоративно-прикладного искусства, старопечатных и рукописных книг, документов по истории монастыря и края, произведений народных мастеров). Основные экспозиции с 1998 г. находятся в Архимандричьих кельях. В Братском корпусе (XVII-XIX вв.) с 2002 г. реконструированы интерьер монашеской кельи XVII-XVIII вв., внутренние дворики со световыми колодцами.

В 2014 г. продолжаются исследовательские, противоаварийные и реставрационные работы в соборном комплексе. К 2012 г. восстановлены кровли над различными частями собора, в т. ч. над папертями, укреплены своды, барабан, расчищены металлические связи, произведена вычинка оконных и дверных проемов, облицовка пола; не прекращается реставрация живописи XVII в., сложное по технологии освобождение от масляной записи 1838 г. в Успенском соборе; в связи с работами в ц. свт. Епифания Кипрского было обнаружено захоронение ктитора, кн. Ф. А. Телятевского.

сохранилось довольно полно, но самые древние и почитаемые иконы оказались за пределами родных стен. Первые научные наблюдения за составом и состоянием монастырских икон с привлечением специалистов (напр., Анисимова) были начаты еще в 10-х гг. XX в., реставрационные раскрытия икон были проведены в мон-ре в 1919 и 1920 гг. Они подтвердили древность и живописную ценность почитаемых икон обители, прежде всего иконы Божией Матери «Одигитрия» (ок. 1397), с которой прп. Кирилл пришел в Белозерье, и иконопортрета прп. Кирилла Белозерского (ок. 1424, дополнения - XV-XVI вв.), приписываемого прп. Дионисию Глушицкому. После закрытия мон-ря в 1924 г. на его территории был организован музей. Эти 2 святыни были вывезены в Москву, прошли реставрацию в ЦГРМ и ныне находятся в ГТГ. Довольно большое число икон и предметов шитья после реставрации осталось в ГРМ, а из частной коллекции Анисимова уже в 60-х гг. XX в. неск. икон попали в ЦМиАР.

Успение Богоматери. Икона 1-я четв. XV в. (КБМЗ)

Видимо, во 2-й пол. XVI в. древнейшие иконы К. Б. м. были помещены в иконостас соборного храма, в его наиболее значимую, юж. часть, поскольку рядом располагалось погребение основателя мон-ря; затем были перестановки, вероятно, связанные с возведением в 1585 г. придельного храма над гробом прп. Кирилла (новая, драгоценная рака была изготовлена по царскому заказу). К иконам было приложено немало драгоценностей, составивших особый иконный приклад и тканый убор - необходимое свидетельство почитания того или иного образа. Очевидно, что 1-й святыней мон-ря и соборного иконостаса была икона Божией Матери «Одигитрия», «что явилася чюдотворцу Кирилу» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 42),- икона, поставленная у царских врат в правой, юж. части иконостаса, где традиционно было место настоятеля обители. На ней Пресв. Богородица была представлена по пояс, с Младенцем на левой руке, обе фигуры даны в легком повороте друг к другу. Богатейший оклад включал не только серебряную позолоченную басму на фоне, полях, венцах, но и драгоценные цаты, в т. ч. иностранного производства («немецкое дело»), жемчужную обнизь, многочисленные привесы: драгоценные нательные кресты, иконы малого размера, монеты, камни, цепи, в т. ч. золотой крест с мощами «государскые дачи» (Там же). Икона может быть отнесена к произведениям московского искусства эпохи наивысшего расцвета (Смирнова. 1988. С. 269. Ил. 57; ГТГ: Кат. собр. М., 1995. Т. 1. Кат. 66. С. 152-153). О почитании иконы в мон-ре свидетельствуют и упомянутые в описи 1601 г. предметы, хранившиеся в ризнице: «Два блюда, что носят подножие Пречистые Богородицы» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 155); пожертвованные украшения к иконе, напр. «серешки одинцы жемчюжные на серебре» (Там же. С. 171).

Спас в силах. Икона Ок. 1497 г.; оклад — 1542–1543 гг. (КБМЗ)

В число древнейших икон, связанных с памятью прп. Кирилла, входила и храмовая икона «Успение Пресв. Богородицы» (1-я четв. XV в., КБМЗ). По мнению Э. С. Смирновой, она могла быть написана для 1-й деревянной соборной церкви мон-ря еще при жизни основателя, о чем свидетельствуют особенности ее композиции, иконографии и живописи, следование классическим, визант. образцам, пластично написанные фигуры. Здания занимают почти все поле средника, ангельские чины размещены на одном уровне со святителями и с апостолами; использован богатый, разнообразный колорит, состоящий из ярких красных, розовых, глубоких синих и нежных зеленоватых, серых, лиловых оттенков. Эти особенности указывают на воспроизведение значимого образца, каким мог быть местный образ древнейшего кафедрального собора всего гос-ва - Успенского собора в Москве 1326-1327 гг. (Смирнова. 1989; Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина. 2004. Кат. 2). Согласно традиции, автором храмовой иконы собора К. Б. м. почитался прп. Дионисий Глушицкий (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 44), но совр. исследователи не находят этому доказательств (Там же. С. 237).

В 1601 г. почитавшийся как прижизненное изображение иконопортрет отца-основателя, «образ, пядница, преподобнаго Кирила чюдотворца, а писал преподобны Деонисей Глушитцы при чюдотворце Кириле» (Там же. С. 44; подробнее см. Кирилл [Косма], прп. Белозерский) располагался в киоте над чудотворной иконой Божией Матери «Одигитрия». О почитании этого образа свидетельствуют золотой оклад, включавший золотой венец, различные привесы (кресты, монеты, цепи), а также 2 пелены (одна - с лицевым образом преподобного), украшенные жемчугом, дробницами; возможно, оклад был сделан государевыми мастерами ок. 1548 г. в Москве (ныне в ГРМ; см.: Вздорнов Г. И. Неизвестная статья А. И. Анисимова «Иконизация Кирилла Белозерского» // ПКНО, 1987. М., 1988. С. 200. Примеч. 35). Со 2-й пол. XVI в. по образцу иконы было создано большое число списков, хранящихся в разных музейных собраниях; среди них были почитаемые в царской семье иконы, к-рые получали золотой оклад, как, напр., образ из Архангельского собора Московского Кремля от гробницы св. царевича Димитрия Угличского (оклад, вероятнее всего, был создан в Москве в 80-х гг. XVI в.; см.: Зюзева С. Г. Оклады двух кремлевских икон 2-й пол. XVI в. с лицевыми изображениями на полях // Московский Кремль в XVI в.: Сб. ст. (в печати)).

Успение Богоматери («Облачный извод»). Икона. Ок. 1497 г. (ГТГ)

С размещением в местном ряду икон разного размера увеличилось количество икон-пядниц. Среди них были древние, почитаемые, напр. икона в серебряном сканом золоченом окладе «Распятие Господне», «писмо корсуньское» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 44), т. е. ведущая свое происхождение от времен Крещения Руси (подробнее об иконах «корсунского письма» см.: Poppe A. On the So-Called Chersonian Antiquities // Medieval Russian Culture / Ed. M. S. Flier, D. Rowland. Berkeley; L., 1984. [Vol. 2]. P. 71-104).

К древнейшим произведениям из первых храмов К. Б. м. относятся и резные деревянные царские врата (сер. XV в., КБМЗ). В XVI в. они находились во Введенской ц. при трапезной мон-ря. На раннее время их создания указывает и стиль сохранившихся живописных фрагментов, святительских и архидиаконских фигур на столбиках. Поскольку сохранились почитаемые иконы из деревянного здания монастырского собора, возможно, что и другие элементы внутреннего убранства также могли быть спасены от пожара (Лелекова. 1989. С. 328-329; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 259-261; Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина. 2004. Кат. 3).

«О Тебе радуется...». Ок. 1497 г. (КБМЗ)

Для каменного здания собора был изготовлен ок. 1497 г. многоярусный иконостас. В его состав вошли местный, деисусный, праздничный и пророческий ряды, всего ок. 60 икон. В XVI в. из переданных в мон-рь личных икон в богатых окладах сформировался пядничный ряд. Этот почти полностью сохранившийся иконостас после превращения К. Б. м. в музей был перевезен для реставрации в Москву, откуда иконы передали в разные музеи (ГТГ, ГРМ, ЦМиАР), но часть вернулась на первоначальное место. Реставрация этого комплекса (60-80-е гг. XX в., на рубеже XX и XXI вв. под рук. О. В. Лелековой) не только позволила выяснить обстоятельства создания иконного комплекса, уточнить стиль и количество мастеров, но и дала неоценимые сведения о различных технических и технологических приемах рус. иконописания кон. XV в. (Лелекова. 1988; Она же. 2011); целостное восприятие разрозненных ныне икон возможно благодаря музейным разысканиям и публикациям совр. реконструкций (Иванова. 2011), а также экспонированию их в рамках музейных выставочных проектов (Кирилловский иконостас XV в.: Выставка в музее им. Андрея Рублёва. М., 1980; Иконостас Успенского собора Кирилло-Белозерского мон-ря / ГММК. М., 2012). Трудно назвать др. иконостас, сохранившийся от времени Московской Руси, который был бы столь важен для истории развития рус. высокого иконостаса (реконструкцию иконостаса в виде прориси см.: Лелекова. 1988. С. 321; совр. реконструкции иконостаса и его местного ряда в разные периоды, а также совр. вид см.: Иванова. 2011. С. 6, 8-9, 16-17). В его иконографическом составе встречаются качества, неизвестные ранее: самостоятельный пророческий ряд с полуфигурами 3 пророков на каждой доске, где центральной была икона с образами царя Давида, прор. Даниила и царя Соломона (согласно монастырской описи 1615 г., см.: Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 243, см. также: Русские мон-ри. 1997. С. 36-37); в праздничный ряд икон была включена небольшая икона столпника (опись 1601 г. именует его прп. Алипием - Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 55; среди сохранившихся икон она не выявлена - Там же. С. 241; В. М. Сорокатый предположил, что парной ей в начале ряда была икона с образом прп. Симеона Столпника «летопроводца», и тем самым праздничный ряд напоминал о начале церковного года (Сорокатый. 2000. С. 474)). Из др. неповторимых черт - изображения столпников на «флангах» Деисуса, наиболее ранний пример устойчивой впосл. традиции монастырских Деисусов XVI-XVII вв. (согласно реставрационным исследованиям, это были иконы 2 святых Симеонов, Старшего и Младшего (Дивногорца)); наряду с традиц. образами вмч. Димитрия и вмч. Георгия в Деисусе находились иконы вмч. Артемия и мч. Евстратия (Соловьева. 2002), образ последнего мог быть связан с какими-то важными для мон-ря событиями: так, Лелекова обратила внимание, что в день памяти мч. Евстратия были освящены церкви в честь Усекновения главы св. Иоанна Предтечи и во имя арх. Гавриила (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 240; подробный анализ технико-технологического состояния икон и иконографического состава пророческого ряда см.: Лелекова. 1988. С. 94-102, 309-320, 337-344).

Как показала Лелекова, над исполнением иконостаса трудились 3 мастера, принадлежавшие к различным художественным традициям. Главный мастер написал иконы праздников, используя редкий по красоте и насыщенности синий цвет в одеждах и архитектурном фоне; ему же принадлежат 9 центральных икон Деисуса и иконы местного ряда «Успение Пресв. Богородицы», «О Тебе радуется». Второй мастер исполнил центральные иконы пророческого ряда, иконы вмч. Георгия и Димитрия Деисуса, 9 икон праздничного ряда (напр., «Благовещение», «Рождество Христово», «Распятие»). Согласно мнению исследователей, он принадлежал к числу новгородских иконописцев, как считает Смирнова, испытал влияние столичного искусства (Смирнова Э. С., Лаурина В. К., Гордиенко Э. А. Живопись Вел. Новгорода: XV в. М., 1982. Кат. 64-66. С. 131-135, 320-328). Третий мастер создал иконы Страстного цикла (центр праздничного ряда, часть пророческих и 9 крайних икон Деисуса (с образами святителей, столпников, а также редких святых - вмч. Артемия и мч. Евстратия). Манера иконописца, написавшего Страстной цикл икон, лишена цветовой яркости или графической четкости рисунка, к-рые были присущи работам его товарищей, однако именно она оценена исследователями как близкая к творчеству Дионисия, в т. ч. по таким качествам, как лиризм образов, мягкость и плавность линий, разреженность, пространственная наполненность многофигурных композиций. Все 3 мастера работали с учетом того, что иконы предназначались для единого ряда; несмотря на очевидное различие живописных и композиционных принципов, им удалось создать цельный, созвучный по духу ансамбль. О взаимном влиянии и обогащении мастеров свидетельствует, напр., то, что в композициях икон 3-го мастера встречаются иконографические переклички с новгородскими аналойными иконами-таблетками Софийского собора (кон. XV в.).

Похвала Богоматери, с Акафистом. Икона. Сер. XVI в. (ГРМ)

К освящению нового собора, очевидно, были написаны и большие местные иконы, преимущественно Богородничного цикла. В течение неск. веков «Успение Пресв. Богородицы» в «облачном» изводе (ныне в ГТГ; см.: Антонова, Мнева. Каталог. Т. 1. № 228. С. 280-281) почиталась как произведение прп. Андрея Рублёва не позднее 1614 г. (см.: Никольский. 1897. Вып. 1. Прил. 9. Л. 22; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 238); в сер. XIX в. это предание, по мнению Лелековой, возродил архим. Варлаам (Лелекова. 1988. С. 48-49), и оно было засвидетельствовано созданием особой, закрепленной на окладе иконы металлической пластинки с надписью (ныне хранится отдельно в КБМЗ; см.: Там же. С. 48; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 238). Лелекова доказала, что икона была написана для каменного собора ок. 1497 г. (Лелекова. 1988. С. 46-63. Ил. 1). В отличие от более древней, «письма прп. Дионисия Глушицкого», эта икона представляла композицию в др. варианте. Использованный «облачный» извод явно напоминал об иконе из местного ряда московского Успенского собора (1479); был включен эпизод с Аффонием, композиция стала чрезвычайно насыщенной, плотной и многофигурной благодаря введению облачных сегментов с полуфигурами апостолов и сопровождающих ангелов и образа Богоматери во славе, несомой ангелами в верхней части, благодаря увеличению числа жен. фигур среди скорбящих; более контрастно и колористически резко были обозначены фигуры людей и ангельские сонмы. Композиция иконы «О Тебе радуется» (КБМЗ) также, видимо, восходит к столичным образцам, на что указывает неповторимый и яркий по тону голубой оттенок в красочной гамме (Там же. С. 205-208; Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина. 2004. Кат. 35). К числу этих же икон относится икона Божией Матери «Одигитрия», с ангелами (ныне в ГТГ), повторяющая к-польскую икону, и восходящая по композиции к чтимой иконе московского Вознесенского мон-ря; поновлена в 1482 г. мастером Дионисием (Лелекова. 1988. С. 52-54, 201-205). Не исключено, что для нового иконостаса была создана икона с образом прп. Кирилла, повторявшая древний иконопортрет, но большего размера (не сохр.). Об этой иконе известно только из монастырских документов, в которых она называется «образ Кирилла чюдотворца з живописново образа» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 74-75); архим. Варлаам описывал ее как «древний список с подлинника, писанного преподобным Дионисием Глушицким, но в гораздо большем противу онаго размере»; позднее она получила драгоценнейший оклад и была поставлена близ гробницы святого основателя мон-ря (Варлаам (Денисов). 1859. С. 14-15).

Грандиозный масштаб художественных работ, проходивших в монастыре в кон. XV в., произвел впечатление на местных мастеров, в творчестве к-рых ярко проявилось влияние живописцев, писавших иконостас, напр. на мастера инока Ефрема Требеса, иконописца и миниатюриста рубежа XV и XVI вв., труды которого также были связаны с К. Б. м.

Покровительство мон-рю вел. кн. Василия III проявилось в полной мере не только в строительстве храмов с посвящениями в честь государевых сродников, но и в создании икон с образом прп. Кирилла (в т. ч. и на драгоценных лицевых пеленах), к-рые, как и здания, можно рассматривать в качестве обетных даров, связанных с «молением о чадородии». В это время на золотом фоне была написана местная икона основателя монастыря с его фигурой в среднике и житийными клеймами на полях (ныне в ГРМ; см.: Там же. С. 16; Рыбаков. 1995. № 22; Русские мон-ри. 1997. С. 38; Byzantium. 2004. Cat. 188-189). По мнению исследователей, это наиболее ранний пример икон святого подобного типа. Возможно, ее средник повторял икону-копию «с живописного образа» (а не сам иконопортрет) с фигурой святого в рост. К царским вкладам, очевидно, принадлежали иконы новых церквей, напр. храмовая с образом крылатого св. Иоанна Предтечи (1534, ГРМ, оригинальная живопись под записью не сохр.), а возможно, и весь иконостас главной церкви «малого», Ивановского мон-ря, от которого дошел деисусный чин, состоящий из 15 икон, все - на золотых фонах (1534, ГРМ, 2 иконы - в КБМЗ; см.: Малкин. 1989).

Неопалимая Купина. Икона. Сер. XVI в. (КБМЗ)

Впосл. большое количество икон, больших и малых, в простых и драгоценных окладах, с тканым прикладом и убором, поступило в качестве вкладов в К. Б. м. от самых выдающихся семейств Московской Руси. О том, что монастырь служил местом постоянного царского богомолья, свидетельствуют и вкладные книги обители, в которых упоминается о присылке в мон-рь икон, предназначенных для келий царя и царевичей, напр. в 1568 г. царь Иоанн Васильевич прислал Деисус с праздниками, пророками и образ «Похвала Пресв. Богородицы» «в свою келлию»; в 1570 г. царевичи Иоанн и Феодор - по образу Пресв. Богородицы для своих покоев (Варлаам (Денисов). 1859. С. 15; Петрова. 1989. С. 156). В К. Б. м. на богомолье приходили родственники царя, князья Старицкие; к вкладам кн. Евдокии (в иночестве Евфросинии), вдовы кн. Андрея Ивановича, относятся неск. икон с образом Пресв. Богородицы с Младенцем. Вкладная книга XVI в. упоминает икону Божией Матери «Умиление», подаренную княгиней-инокиней Евдокией после приезда в монастырь 5 мая 1566 г.; дарительница поставила ее «в церковь» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 238-239). Опись 1601 г. называет чудотворной икону Божией Матери, вложенную кн. Евдокией и поставленную в соборном иконостасе слева у царских врат (Там же. С. 50-52). Возможно, что речь идет о разных святынях, поскольку во вкладной книге икона названа «Умиление», а в описи 1601 г.- «Одигитрия», различались и детали сложнейших окладов и уборов иконы. Важно, что икона «Одигитрия» вклада князей Старицких заняла почетное место у царских врат, подчеркнув тем самым почитание Пресв. Богородицы в посвященном Ей мон-ре. По сведениям вкладной книги мон-ря, в 1566 г. кн. Евдокия Старицкая вложила 22 иконы. Среди вкладчиков, жертвовавших большое число икон, во вкладных книгах указаны удельные князья Воротынские (7 икон), представители бояр, напр. из семьи Умных-Колычевых, родственники свт. Филиппа II (Колычева), митр. Московского (в 1554 боярин Иван Иванович - 3 иконы и в 1566 боярин Феодор Иванович - 3), иерархи (Варлаам, митр. Ростовский,- 2; Пимен, архиеп. Новгородский,- 4), высшие чиновники Новгородской епархии или московского двора (Елизарий Цыплятев - 11, Константин Мясоед - 22, Булгаков - 6, Третьяков - 2; см.: Варлаам (Денисов). 1859. С. 15).

Апокалипсис. Небесное воинство. Фрагмент росписи свода паперти Успенского собора. 1650 г.

Во 2-й пол. XVI в. (ок. 1564?), видимо, под влиянием столичных образцов и новгородских художественных традиций местный ряд пополнился большой иконой «Похвала Богоматери, с Акафистом» (ныне ГРМ; см.: Петрова. 1989; «Пречистому образу Твоему поклоняемся»: Образ Богоматери в произведениях из собр. ГРМ: Кат. СПб., 1995. Кат. 32, 67. С. 58-59, 120-121), иконой Божией Матери «Неопалимая Купина» (сер. XVI в., КБМЗ, согласно описи 1601 г., была в приделе прп. Кирилла у царских врат; см.: Варлаам (Денисов). 1859. С. 15-16; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 73; Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина. 2004. Кат. 36). В мон-ре появлялись не только иконы новопрославленных рус. чудотворцев (иконографический репертуар пядничных икон в соборе можно оценить благодаря описи 1601 г.; см.: Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 58-59, 60-68), но и списки новых чудотворных икон, почитание к-рых возросло во время правления царя Иоанна IV. Напр., список иконы свт. Николая Великорецкого (оригинал был привезен из Вятской земли в Москву в 1555-1556) в богатом окладе с венцами, гривнами, камнями и раковиной, с 2 пеленами, согласно описи 1601 г., находился в юж. части собора «над дверми, что ходят к чудотворцу Кирилу» (Там же. С. 48); вероятнее всего, это икона хранится в собрании КБМЗ (Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина. 2004. Кат. 63) и имеет много аналогий среди икон вологодского происхождения. Были в соборном храме мон-ря повторения икон Казанской Божией Матери, Николы Гостунского, Николы Можайского (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 62, 65, 67, 89, 115). Вкладные иконы помещали в иконостас собора и позднее: икона Богоматери с Младенцем в «золотном окладе», данная старцем Боголепом Палецким († 1608) была помещена над чудотворной иконой Божией Матери «Одигитрия», принесенной прп. Кириллом из Симонова мон-ря. Вкладом царя Бориса Годунова следует считать местную икону, замыкавшую юж. часть иконостаса, с образами патрональных святых царя и членов его семьи (не сохр., см.: Там же. С. 44, 47).

Судя по описи 1601 г., в храмах мон-ря были развитые иконостасы: в ц. во имя св. кн. Владимира первоначально иконостас состоял из 4 ярусов: местного, деисусного, праздничного и пророческого, дополненного затем пядничным; иконостас ц. прп. Иоанна Лествичника также включал 4 яруса и насчитывал ок. 50 икон. В Феодоровском приделе иконостас был из 3 ярусов. Они стоят на первоначальных расписных тяблах, сохранилась даже полочка для ряда икон-пядниц. В Деисусе на месте все иконы, кроме одной, 3 местные иконы (2 - в ГРМ), иконы XVIII в.- в праздничном ряду и в середине пророческого ряда. Деисус представляет собой чин поясных икон, на каждой святые представлены на темном фоне в одеждах, колорит которых построен на контрастных сочетаниях. Это усиливает грандиозный масштаб фигур и придает особый драматизм, монументальность внутреннему пространству небольшого храма. Лелекова атрибутирует иконостас как работу белозерских мастеров сер. XVI в. (Кочетков, Лелекова, Подъяпольский. 1979. С. 33, см. также: Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина. 2004. Кат. 46-55). В Иоанновском мон-ре храмы были украшены более скромно. В нач. XVII в. в главной ц. во имя св. Иоанна Предтечи был 4-ярусный иконостас, имевший местный, деисусный, праздничный и пророческий ряды; к 1621 г. он был дополнен пядничным ярусом. В приделе прп. Кирилла иконостас состоял из местного и деисусного рядов. В 70-х гг. XIX в. первоначальный тябловый иконостас был заменен на новый позолоченный, покрытый резьбой, древние иконы перенесли в ц. арх. Гавриила. В ц. во имя прп. Сергия были только местный и деисусный ряды, в приделе прп. Дионисия отсутствовал деисусный ярус.

Прп. Кирилл Белозерский. Икона. XVII в. (ГМИР)

Во 2-й пол. XVI в., в царствование Феодора Иоанновича, а позднее и Бориса Годунова, особое внимание было уделено 2 храмам - придельной церкви над гробом прп. Кирилла (1585-1587) и надвратной ц. в честь Преображения Господня. Об этом свидетельствуют разные детали, напр. в приделе было ок. 250 икон. В описи 1601 г. иконы, размещавшиеся рядом с гробницей святого, как правило, были наиболее почитаемыми в обители, им делали наиболее богатые пожертвования и приклады (напр. икона Божией Матери «Неопалимая Купина» в драгоценном окладе). Среди др. местных икон вблизи гробницы святого находилась копия иконы письма прп. Дионисия Глушицкого из главного иконостаса («образ Кирилла чюдотворца з живописново образа») - «заместительница» святого, в богатом окладе. Образ имел 3 пелены, в т. ч. лицевую с образом прп. Кирилла на зеленом бархате, приложенную кнг. Софией Голицыной (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 75; Лихачева. 1995). В те же годы, когда строилась церковь над гробом прп. Кирилла, в Москве была сделана и серебряная кованая рака, к-рую не смогли доставить («А Кирилу не успеша отвести за долгопутным шествием» - ПСРЛ. Т. 34. С. 199-200; в настоящее время ее местонахождение неизвестно). Судя по описи 1601 г., гробница святого была каменная, с комплектом повседневных покровов и праздничным набором, хранившимся в ризнице, размеры которых, как считают исследователи, могут указывать на размер первоначальной раки (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 88, 246). В связи со строительством церкви, вероятно, некоторые вещи, принадлежавшие основателю, были перенесены к его гробу, напр., еще у одной иконы с его образом, находившейся в местном ряду иконостаса, 3-й из приложенных драгоценных крестов «резан на кости с празники, что носил чудотворец Кирил» (о сохранности и почитании в монастыре личных вещей прп. Кирилла подробнее см.: Там же. С. 79, 268-272). Вероятно, с периодом художественной активности в монастыре этого времени следует связать создание росписи св. ворот (1585), покрывшей своды, стены и пилястры в обоих пролетах; сложная иконографическая программа имеет назидательное значение и включает большое число отдельных фигур и некоторые крупные композиции; авторство местных мастеров, старца Александра с учениками, исследователи признают гипотетическим (Никитина Т. Л. Иконография стенописи святых ворот Кирилло-Белозерского монастыря // Кириллов: Краевед. альм. Вологда, 2001. Вып. 4. С. 202).

Еще один храм, живописное убранство к-рого сохранилось почти полностью - надвратная ц. Преображения Господня с приделами свт. Николая Чудотворца и вмц. Ирины. В иконостасе, современном зданию церкви,- 4 яруса, сохранились подлинные тябла в верхней части. В деисусном ряду среди ростовых фигур отсутствуют К-польские святители, а вслед за апостольскими представлены Московские митрополиты свт. Петр и свт. Алексий и Ростовские епископы, свт. Леонтий и свт. Исаия. Живопись в стиле, характерном для кон. XVI в., отличается темным колоритом. Крупные фигуры, детали облачений (крещатые медальоны на святительских ризах), свитки и атрибуты пророков также подчеркивают монументальность образов. Любование деталями характерно и для стиля местных икон с крупными единоличными образами святых покровителей храма, напр. на Евангелии, которое держит на вытянутой руке свт. Николай, в центре написан распятый Спаситель, в углах - разноцветные херувимы; позем расписан орнаментом, напоминающим ковер с узорами. Редкое для иконописи изображение вмч. Леонтия как св. воина, в доспехах со щитом у колена и с хоругвью у левой руки М. Н. Шаромазов связывает с участием в украшении храма строгановских мастеров и посвящением кому-то из заказчиков строгановского круга (Шаромазов. 2006. С. 56-58). В центре пророческого ряда - икона с образом Божией Матери «Воплощение»; икона «Вмц. Ирина, с ангелами» может считаться одним из лучших изображений небесной покровительницы царицы Ирины Годуновой благодаря сочетанию крупного силуэта и изящных миниатюрных фигурок парящих ангелов, венчающих «мученицу Христову». По мнению исследователей, икона выполнена в ином стиле, чем другие иконы основных рядов иконостаса, и была создана позднее, чем произошло освящение главного престола (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 252), хотя размер ее идентичен другим иконам местного ряда (все - КБМЗ; см.: Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина. 2004. Кат. 58); Шаромазов атрибутирует все иконы иконостаса 2 строгановским мастерам кон. XVI в., а икону «Вмц. Ирина, с ангелами» приписывает работе Никиты Белозерца (Шаромазов. 2006).

Царские врата. Вклад царя Михаила Федоровича Романова. 1645 г.

Воцарение новой династии ознаменовалось проявлением особого внимания к чтимым святыням по всей Московской Руси, в т. ч. в К. Б. м. В 1633 г. было «возобновлено иконное письмо» на чтимой иконе Божией Матери «Одигитрия», принесенной из Симонова мон-ря прп. Кириллом; это был царский заказ, поскольку, судя по документам, использованным архим. Варлаамом, от царя Михаила Феодоровича и патриарха Филарета Никитича из Москвы был прислан «государев иконник», мастер Леонтий Жуков; в монастыре сохранялась «Черновая отписка иг. Феодосия царю Михаилу Феодоровичу и Патриарху Филарету Никитичу 1633 г. (Варлаам (Денисов). 1859. С. 9, 87 (примеч. 31)); он же поновлял «стенное письмо» на паперти Успенского собора в 1634 г. (Казакевич. 2006. С. 86). В это время иконостас Успенского собора продолжал пополняться иконами. Ок. 1630 г. был сооружен праотеческий ярус, насчитывавший 25 икон (сохр. лишь 21). Его выполнил на средства В. И. Стрешнева, наместника Вологды, вологодский иконник Ждан Дементьев, живопись к-рого характерна для местной школы того времени (ей присущи уплощенность, распластанность фигур, тяжеловесность жестов, плотность и непластичность личного письма, деликатно подобранные контрастные тона в разделке одежд); святые, изображенные в рост по сторонам монументальной иконы с изображением «Отечества (Новозаветной Троицы)», образуют величественный ряд; колорит их одеяний соотнесен с живописью более ранних чинов (Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина. 2004. Кат. 43-44).

В кон. XVI-XVII в. приобретение икон, предназначенных «в роздачу», составляло постоянную статью монастырских расходов. В расходных книгах этого времени отмечено, с какой периодичностью и у каких мастеров производились закупки («промены») икон. Поездки в Москву в нач. XVII в. (напр., «с чудотворцевой водой») позволяли пополнять запасы иконной казны мон-ря. Как правило, мон-рю требовались иконы с образом Пресв. Богородицы (иногда с образом прп. Кирилла на полях) и отдельные иконы прп. Кирилла, часто написанные на золоте (Никольский. 1910. Прил. С. CLXX-CLXXI; С. 0CCXLIII, 0CCCVII (2-я паг.)); редко встречаются имена московских иконников, напр. Богдана Дмитриева сына, написавшего в 7116-7117 (1608-1609) гг. иконы Божией Матери (Там же. С. 0CCLXXIV, 0CCXCIX; см. также: Кочетков. Словарь. 2003. С. 189). В поездках приобретали иконы, связанные с новыми праздниками и прославлением рус. святых, с историческими событиями: в 1605-1606 гг. старец Иларион Кононов выменял в Москве помимо 6 икон Божией Матери с Младенцем, написанных на красном золоте, еще и отдельный образ 3 святителей Петра, Алексия и Ионы Московских, а также книгу, содержавшую стихиры их празднику, канон и Житие; в 7114 (1605) г. власти приобрели 4 иконы в серебряных золоченых окладах и атласных «рубашках», предназначенные для подношения «нововенчанному» на царство Лжедмитрию I, его супруге, патриарху «на поставление» и «боярам на новоселье» (Никольский. 1910. Прил. С. CLXVII-CLXVIII, CLXXV). В расходных книгах все чаще упоминаются местные мастера. Иконописец «посадский человек» Никита Ермолов Белозерец выполнил почетный заказ - расписал киот для иконы-«портрета» прп. Кирилла письма прп. Дионисия Глушицкого в 1614 г., писал иконы (Там же. С. 0CCCVIII). В расходных книгах 7111-7112 (1603/04) гг. упоминаются белозерские иконники Гриша Горбун, писавший местные иконы в ц. св. Владимира - «Спас на престоле» («у главы два ангела») и св. князей Владимира, Бориса и Глеба, «во облаце Живоначальная Троица»; Марашины Иов и Семен («Сенка Марашенок»), старец Митрофан иконник исполнили для монастырской казны иконы Божией Матери и прп. Кирилла; Григорий Ермолов создал местный образ вмч. Димитрия Солунского «в деянии»; были среди иконописцев и крестьяне, напр. в 7114 (1605) г. писал иконы «деревни Лобанова Семеика Черной» (Там же. С. 0CXLI, 0CCXXIX, 0CCXXXIII, 0CLIV, 0CCXVI, 0CCXXX, см. также: Кочетков. Словарь. 2003. С. 147, 219, 421, 757). Монастырские власти покупали в Вологде иконные доски («образные пядницы»), иконы, согласно расходным книгам 7111-7112 гг., а монастырский слуга Постник Михаилов «наимовал» в Вологде писать иконы для монастыря священника собора Св. Софии Анисима Самсонова (Никольский. 1910. Вып. 2. С. 0CXLVIII, 0CLIII, 0CLXIV, 0CCVIII-0CCIX, 0CCXIX, 0CCLXXVIII); в 30-х гг. XVII в. вологодские иконописцы писали иконы в «раздачу» и для монастырских иконостасов (Лелекова. 1989. С. 170-172). Старец Иринарх «наимовал» иконописца Власа «на Угличе» (Никольский. 1910. С. 0CCXCVII). Архивные материалы показывают, что ярославские иконописцы, напр. мастер Владимир (отец прославленного иконописца Иосифа Владимирова), уже в 1-й пол. XVII в. создавали сотни икон по заказу мон-ря (Там же. С. 0CCLXXXVIII; Казакевич. 2006. С. 102-103). Традиция дарить иконы в драгоценных окладах высоким гостям сохранялась и в Новое время: в 1722 г. во время посещения мон-ря имп. Екатериной Алексеевной архим. Иринарх поднес ей образ прп. Кирилла в позолоченном окладе, с венцом и цатой, унизанной «бирзою и венисами» (Летопись событий Кирилло-Белозерского Успенского мон-ря: 1397-1893 гг. / Публ.: Г. О. Иванова, А. В. Смирнова // Кириллов: Краевед. альм. Вологда, 1997. Вып. 2. С. 150).

Спас Смоленский, с припадающими преподобными Сергием Радонежским и Кириллом Белозерским. Икона. Сер. XVII в. (КБМЗ)

В XVII в. К. Б. м. продолжали украшать на средства столичной знати, напр. в 1641 г. в соборе была выполнена фресковая роспись на средства Н. И. Шипулина и Ф. И. Шереметева. Руководил иконописной артелью московский мастер Любим Агеев, в сер. XVII в. были расписаны соборные паперти, над к-рыми трудился в т. ч. Иосиф Владимиров, автор Послания к иконописцу Симону Ушакову. Как показала Лелекова, только с сер. XVII в. можно говорить о собственных иконописных мастерах или мастерских в обители прп. Кирилла (Там же. С. 174-175). Новые композиции прославляют обитель и ее основателя в таких сюжетах как явление Пресв. Богородицы прп. Кириллу и его уход на Белоозеро. Такие иконы украшают св. места, связанные с прп. Кириллом. Так, в одной из часовен на месте земляной кельи находилась полуистертая древняя икона этого извода (Геронтий (Кургановский). 1897. С. 81); подобные иконы и лицевые пелены XVII-XVIII вв. (КБМЗ) сохранились в музейных собраниях (Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина. 2004. Кат. 1).

В 30-40-х гг. XVII в. Успенский собор и Кирилловская ц. украшались чеканным серебром. В 1643 г. лучшие мастера придворного Серебряного приказа сделали новую серебряную раку для мощей прп. Кирилла (ныне в ГММК); в основном она была создана на средства Шереметева, семейный некрополь к-рого был на территории мон-ря и который принял постриг в обители с именем Феодосий (Шакурова. 1984; Лелекова. 1989. С. 165). В 1645 г. вместе с ракой были привезены из Москвы под охраной стрельцов роскошные чеканные царские врата для Успенского собора и придела прп. Кирилла (Варлаам (Денисов). 1859. С. 25-26). Как вклад царской четы они были также изготовлены в придворной Серебряной палате (прежние царские врата ц. прп. Кирилла были обложены позолоченным серебром «ис царьские дачи»; см.: Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 76). Царские врата из собора - подлинный шедевр не только столичных среброделов, но и иконописцев. Светоносна сама живопись: одежды фигур щедро отделаны инокопью, золотыми бликами. Помимо традиционных для иконографии царских врат изображений Благовещения, пишущих евангелистов, святителей и диаконов сень украшена небольшими иконописными композициями «Св. Троица» и по сторонам - «Причащение апостолов хлебом» и «Причащение вином», в углах - склоняющиеся ангелы; на коруне - 3 композиции Страстного цикла («Возведение на крест», «Распятие» и «Снятие с креста»), каждая в черневом окладе по полям (Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина. 2004. Кат. 60). В местном ряду иконостаса в сер. XVII в. были поновлены древние иконы, напр. «Св. Троица», а также написан ряд новых, для размещения которых была произведена перестановка икон. Справа от царских врат разместилась новая икона «Спас Смоленский, с преподобными Сергием Радонежским и Кириллом Белозерским» (Там же. Кат. 39), за дверями в жертвенник была помещена икона «Предста Царица…» (Там же. Кат. 38); древняя икона с образом Божией Матери «Неопалимая Купина» из придела прп. Кирилла была перенесена в местный ряд главного иконостаса. Продолжалось перемещение древних икон и предметов церковного убранства в разные здания мон-ря: после 1668 г. древнейшие в мон-ре резные царские врата сер. XV в. были перенесены в ц. прп. Сергия «малого» мон-ря.

«Предста Царица...» («Царь царем»). Икона. Сер. XVII в. (КБМЗ)

К местным мастерам, чьи работы стали частью монастырского убранства, можно также отнести иером. Трифона, бывш. архим. Николо-Улейминского мон-ря (близ Углича), проживавшего в К. Б. м. с 1606 по 1621 г. Он писал новые и «чинил» старые иконы во всех храмах обители. Наиболее известное его произведение - дверь в жертвенник (1607, КБМЗ) из ц. Введения во храм Пресв. Богородицы. Иконографическая программа, типичная для алтарных дверей, состоит из обязательных композиций (рай и Небесный Иерусалим) и поучительных сюжетов (в 4-м клейме, напр., изображен человек, привязанный к столбу, согласно надписи, «милостыню творил, а блуда не отста, милостыни ради муки избавлен бысть, блуда же ради рая лишен еси человече. Блудникам и прелюбодеям судит Бог»; по мнению архим. Варлаама, так представлено состояние человека в вечности между раем и мукой, в 2 последующих клеймах - смерть праведного (инока) и смерть грешного (инока) с пространными надписями. Наиболее интересны клейма в нижней части двери: это «Проповедь прп. Иоанна Лествичника», «Видение лествицы» и «Обитель в Раифе, именуемая «Темницею», и в ней подвиги кающихся иноков, в нем же (в слове четвертом) и о темницы богоугодней святых осужденник»; под этими сюжетами некогда находилась несохранившаяся ныне надпись с криптограммой с именем мастера (Варлаам (Денисов). 1859. С. 18-19, 90 (примеч. 57)). В стиле иконописи 2-й пол.- кон. XVI в. композиции в белых медальонах или светлых по тону архитектурных декорациях размещены на темном фоне, что придает фигурам особую хрупкость, а композициям - эффектный драматизм.

Видимо, с сер. XVII в., после очередных работ в иконостасе главного храма обители, часть его древних икон была перенесена в ц. Введения во храм Пресв. Богородицы. Теплая церковь до XX в. стала «приютом» для мн. древних икон и предметов церковного убранства, в т. ч. из собора («в этом храме ежедневно совершаются Божественные службы, а в главном Успенском соборе по причине его сырости служат только по праздникам и воскресным дням» - Геронтий (Кургановский). 1897. С. 51; «древняя трапеза давно уже обращена на ризницу» - Там же. С. 55). Очевидно, здесь после 1497 г. и до 1668 г. находились резные врата сер. XV в. из деревянного здания собора времени игум. Трифона (Лелеков. 1989; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 260); сев. алтарные двери письма иером. Трифона (1607, КБМЗ); храмовая икона «Успение Пресв. Богородицы» («письма Дионисия Глушицкого», 1-я четв. XV в., КБМЗ) попала сюда в 1819 г. (Варлаам (Денисов). 1859. С. 13; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 237); местная икона с образом Кирилла Чудотворца из соборного придела в его честь, написанная «з живописново образа» (не сохр.; см.: Варлаам (Денисов). 1859. С. 14-15); с кон. XVIII - нач. XIX в.- икона Божией Матери «Умиление» вклада кнг. Старицкой из собора (не сохр., см.: Там же. С. 13-14; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 239). Здесь же пребывала и икона Иисуса Христа, которую архим. Варлаам безоговорочно и со всей исследовательской страстью относил к числу древних (Варлаам (Денисов). 1859. С. 17-18). Ее письмо порождало в нем чувство умиления и восторга, вызывало в памяти слова акафиста Иисусу Сладчайшему, ее оклад с басменным серебром и чеканный венец указывали на старинную работу. Вместо этого оклада в 1856 г. по заказу архим. Варлаама была изготовлена новая серебряная риза, как и прежний оклад покрывшая всю поверхность иконной доски («поля и свет»). В отличие от иконы риза сохранилась (КБМЗ), известно также, что ее на монастырские деньги сделал вологодский мастер Иван Зуев, а камни на венец были вложены наместником мон-ря архим. Варлаамом (Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Щурина Е. Г. Древнерус. искусство в Кирилло-Белозерском музее-заповеднике: Путев. М., 2003. С. 87). Лелекова считает, что икона происходила с Московского монастырского подворья, из кремлевской ц. во имя святителей Афанасия и Кирилла Александрийских (Лелекова. 1988. С. 48). Судя по иконографии Спасителя на окладе 1856 г., икона принадлежала к редкому изводу тронного изображения Спасителя, известному по 2 иконам XIV в.- в Благовещенском соборе Московского Кремля (1337, под записью XVII в.) и в приделе во имя Рождества Пресв. Богородицы новгородской Св. Софии (ок. 1362), обе связаны с именем свт. Моисея, архиеп. Новгородского (Царевская Т. Ю. Икона «Спас на престоле» 1362 г. как духовное завещание новгородского архиепископа // ΣΟΘΙΑ: Сб. ст. по искусству Византии и Др. Руси в честь А. И. Комеча. М., 2006. С. 471-490; Смирнова Э. С. Новгородская икона 1337 г. «Спас на престоле» в Благовещенском соборе и ее история // Московский Кремль XIV ст.: Древние святыни и ист. памятники. М., 2009. С. 184-205; Преображенский А. С. Ктиторские портреты Средневековой Руси XI - нач. XVI в. М., 2012. С. 197, 200-203). Размер ее доски, приведенный архим. Варлаамом («вышина два аршина невступно, ширина - один аршин, шесть и три четверти вершков» (ок. 140´ 100 см)), также чрезвычайно близок 2 новгородским иконам и может служить указанием на какую-то неизвестную страницу в истории обители, связывавшую ее Московское подворье и Новгородский архиерейский дом.

Икона Божией Матери «Одигитрия». Ок. 1497 г. (ГТГ)

Изменения в стиле церковной живописи в нач. XVIII в. способствовали появлению в обители новых произведений. Первыми примерами стали двери диаконника и жертвенника с фигурами святых архидиаконов Стефана (1719) и Филиппа (1764). В послепетровское время настоятели К. Б. м. привозили из новой столицы живописные картины, знакомились с художественными нововведениями. В 1757-1773 гг. иконостас собора был перестроен. Старые тябла заменили деревянной резной золоченой рамой в новом стиле, и теперь иконостас состоял из 8 ярусов: 1-й - пророческий (небольшие картуши с полуфигурами пророков в тумбах), 2-й - местный, 3-й - пядничный, 4-й - праздничный, 5-й - деисусный, 6-й - праотеческий, 7-й (между арками сводов) заняло «Распятие с предстоящими», 8-й ярус - фигуры резных позолоченных серафимов и посеребренных херувимов (Лелекова. 1988. С. 18). Все древние пророческие иконы были размещены в алтаре, в деисусном, праздничном, праотеческом рядах остались лишь по 16 икон. Плачевное состояние соборного здания во 2-й пол. XVIII в. оказалось трудным испытанием и для икон (при закладке металлических связей в центральном подкупольном пространстве нек-рые иконы деисусного ряда были надпилены). Развитие хозяйства в монастыре, ставшем центром паломничества, обучение мастеров в мастерских обители со 2-й пол. XVII в. привели к тому, что большую часть иконописных работ выполняли именно эти иконописцы - в XVIII в. они писали пядничные иконы «в раздачу», как правило, с образами Божией Матери «Одигитрия» и прп. Кирилла Белозерского, поновляли старые иконы в иконостасах монастырских церквей. Только изменения в положении К. Б. м. после 1764 г. разрушили налаженную систему художественных ремесел (Лелекова. 1989. С. 176-178).

В XIX в. почитание древних икон в обители получило новые формы. С 1854 г. к иконе Смоленской Божией Матери «Одигитрия», принесенной прп. Кириллом после избавления от холеры, был учрежден ежегодный крестный ход в день ее праздника 28 июля (Варлаам (Денисов). 1859. С. 9). Небольшой образ св. Кирилла, «бывший в походе 1855-1856 гг. с белозерскою дружиною» (очевидно, в Крымской войне.- Авт.), по возвращении был оставлен в ц. прп. Кирилла (Геронтий (Кургановский). 1897. С. 62). Перемещение древних икон из соборного иконостаса продолжилось и в XIX в.: после 1802 г. была вынесена икона «Богоматерь Одигитрия, с ангелами» (ок. 1497, ГТГ). В это время продолжали поновлять древние иконы, напр., поновлена в 1830 г. «древним пошибом» местная икона «Успение Пресв. Богородицы», приписываемая прп. Дионисию Глушицкому и находившаяся в теплой ц. Введения во храм Пресв. Богородицы (Варлаам (Денисов). 1859. С. 13). На переустройство нек-рых древних зданий могла оказать влияние слава новых монастырей, приобретших известность к сер. XIX в. Древняя ц. Введения во храм Пресв. Богородицы при архимандритах Феофане и Иакове (во 2-й пол. 50-60-х гг. XIX в.) была значительно переделана, видимо, в плане внутреннего убранства, по образцу теплой ц. Свято-Троицкой Сергиевой пуст., что в Стрельне; было расписано внутреннее пространство храма, а также его притвор (Геронтий (Кургановский). 1897. С. 51).

В нач. XX в. возникла потребность в научной реставрации иконных сокровищ монастыря. Уже в 1911 г. А. И. Анисимов нашел в алтаре надвратной ц. прп. Иоанна Лествичника икону местного ряда соборного иконостаса «Пресв. Богородица Одигитрия, с ангелами» (ок. 1497, ныне в ГТГ), были обнаружены пророческие иконы древнего ряда из собора в его алтаре, но продолжению работ помешали война и Октябрьская революция 1917 г. В 1918 г. более 70 древних икон мон-ря были перенесены в архиерейский дом, их раскрытие и укрепление произвели местные реставраторы, напр. П. И. Юкин и В. Е. Горохов. По настоянию представителей Комиссии по охране памятников в 1919 г. часть икон, в т. ч., напр., икона «Пресв. Богородица Одигитрия, с ангелами», была вывезена в Москву, где после реставрации в ЦГРМ была передана в ГТГ (Лелекова. 1988. С. 201-205; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 239), вывозили иконы в Москву и после закрытия мон-ря в 1924 г. Продолжались консервационно-реставрационные работы и в музее: «наполовину расчищенный» образ Божией Матери «Одигитрия», подаренный обители кнг. Евфросинией Старицкой, на прежнем месте слева от царских врат находился еще в 30-х гг. XX в. (Тарабукин Н. М. Искусство Севера // Ферапонтовский сб. М., 1991. Вып. 3. С. 347), но дальнейшая судьба его неизвестна. Большинство древних икон К. Б. м. в XX в. стали частью музейных и частных коллекций Москвы и Ленинграда. Сотрудники музея сохраняли оставшиеся в зданиях иконы и предметы церковной утвари, а также реставрировали, изучали и возвращали после реставрации (или временного хранения) те, что оказались в столичных музейных и научно-реставрационных учреждениях (о формировании и истории иконного собрания КБМЗ см.: Петрова Н. В. Собрание иконописи Кирилло-Белозерского музея-заповедника: история формирования, реставрация, изучение // Кириллов: Краевед. альм. Вологда, 2001. Вып. 4. С. 170-181).

Церковная утварь и ризница

В истории церковного убранства и ризницы К. Б. м. отразились периоды его расцвета как «государева богомолия» в XVI-XVII вв. и постепенного ветшания и оскудения в Новое время. Об изъятии и утрате множества древних священных предметов в кон. XVIII - 1-й пол. XIX в. писал архим. Варлаам. Он исследовал не только монастырские документы за 3 века, но и не оставил без внимания известные ему факты передачи древностей из К. Б. м. в др. учреждения. Так, он описывает «2 напрестольные креста» в Александро-Невской лавре, некогда принадлежавшие К. Б. м.: один - из золота, с частицами мощей, украшенный жемчугом и крупного размера драгоценными камнями, другой - в серебряном позолоченном окладе (Варлаам (Денисов). 1859. С. 3, 84. Примеч. 17). На примере собрания К. Б. м. были сделаны попытки рассказать о монастырских сокровищницах России (Пуцко В. Г. Художественные сокровища мон-рей России: Проблемы изучения // Мон-ри в жизни России. Калуга; Боровск, 1997. С. 135-144; Вздорнов Г. И. Рус. церковные ризницы // Восток-Россия-Запад: мировые религии и искусство. СПб., 2001. С. 39-41; Дионисий в Русском музее. 2002. С. 74-115). Совр. исследования, основанные, как и в сер. XIX в., на обращении к монастырским описям и архивным документам XVIII-XIX вв., к немногим сохранившимся в музейных собраниях памятникам, подтверждают тот факт, что в синодальный период мн. предметы богослужения и церковной утвари из ризницы К. Б. м. были утрачены (Маясова. 1989. С. 203-204; Пивоварова. 2012; Она же. 2013).

Крест с избранными святыми. Сер. XVII в. (КБМЗ)

В 50-х гг. XIX в. еще сохранялись почти в полном объеме подлинные оклады на иконах местного ряда соборного иконостаса (Варлаам (Денисов). 1859. С. 6-17). По количеству драгоценностей и жемчуга, украшавших местный ряд иконостаса собора в К. Б. м., он не уступал ни иконостасам Троице-Сергиевой лавры, ни, возможно, даже московскому Успенскому собору. По подсчетам архим. Варлаама, на окладе чудотворной иконы Божией Матери, принесенной прп. Кириллом, находилось, не считая серебра, позолоченных деталей, крупных самоцветов, «жемчугу крупного и средняго, кроме мелкого - 2717 зерен» (Там же. С. 7-8); еще в сер. XIX в. количество и качество самоцветов на окладах икон К. Б. м. могло бы составить предмет минералогического исследования. Драгоценными в буквальном смысле были и те небольшие домовые иконы-пядницы, к-рые были вложены в обитель наиболее знатными и состоятельными семействами Московской Руси, занесены в монастырские вкладные книги (напр., во вкладную книгу 1605 г.) и размещались в храмах мон-ря (Там же. С. 3).

Наиболее интересны из всех разнообразных привесов и элементов столь сложного устройства, как драгоценный иконный убор, резные «иконы», геммы (обработанные самоцветы) с изображениями священных лиц и событий НЗ, как правило, визант. происхождения, потому что именно визант. глиптика унаследовала и сохранила технологию этого античного ремесла. Вклад подобных предметов в монастырский или иной храм указывал на самый высокий статус почитания, какой только был известен в средние века.

Из описи 1601 г. и др. письменных источников известно ок. полудюжины подобных миниатюрных самоцветных икон, все они находились в качестве привесов на окладах икон (из местного ряда соборного иконостаса и икон в приделе прп. Кирилла) и происходили из вкладов царя Иоанна Васильевича (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 45, 47, 74-75). Вероятно, что из 6 известных по описи 1601 г. резных камей и «аспидных» крестов к сер. XIX в. сохранились только 4, которые подробно описывает архим. Варлаам, указывая цвет, форму и размер камня, а иногда уточняя композицию. Они были использованы для украшения 2 архимандричьих шапок, занимавших 1-е и 2-е места среди др. головных уборов в монастырской ризнице (Варлаам (Денисов). 1859. С. 45, 96. Примеч. 111); судя по дробницам с изображениями 4 святителей: Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, митрополитов Московских, шапка была создана во 2-й пол. XVII в. Интересно, что наряду с «грозненскими» камеями 1-я по значению архимандричья шапка была украшена и др. резными камнями, возможно, поздними, рус. работы, не исключено, что они поступили в К. Б. м. после 1601 г. (Там же. С. 45, 83. Примеч. 10). Создать предмет богослужебного облачения, украшения которого не уступали ни красотой, ни древностью, ни ценой патриаршеским, настоятеля мон-ря могло вдохновить именно появление в мон-ре опального патриарха Никона с его богатой ризницей. Из казны патриарха Никона, оставшейся в К. Б. м., происходила т. н. панагия митрополита Петра, небольшая золотая наперсная икона с камеей на ониксе редкой «арочной» формы, представляющей полуфигуру прор. Даниила; панагия в 1678 г. была «взята в Кириллове монастыре, у бывшего патриарха Никона» (до 1918 хранилась в Синодальной ризнице; см.: Визант. древности. 2013. С. 40).

Оклад Христофорова Евангелия. 1448 г. (ГРМ)

В сер. XIX в. на еще одной архимандричьей шапке «из фиолетового бархата» (Варлаам (Денисов). 1859. С. 47) сохранялись 2 геммы с иконными образами, в т. ч. камея, вложенная кнг. Евфросинией Старицкой (Там же. Примеч. 115; Геронтий (Кургановский). 1897. С. 101; опись 1601 упоминает такую икону-гемму у иконы «чюдотворца» из иконостаса, называя образ Богородицы «молебнои» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 47), а во вкладной книге 1603 г. на 4-м листе под 1566 г. значится: «Да пречистую положила (кн. Евфросиния) воротную на гроб Кирилу Чудотворцу, вырезана на камени, а во облаце Спасов образ, а камень перелфть обложен» (Варлаам (Денисов). 1859. С. 96. Примеч. 113)).

Сохранилась происходящая из К. Б. м. камея «Арх. Михаил» (1-я пол. XV в., ГММК), вырезанная по светло-зеленому непрозрачному камню, напоминающему нефрит; вероятнее всего, она создана греч. мастером, работавшим в Др. Руси в эпоху прп. Андрея Рублёва; оправа в виде серебряной золоченой овальной рамы с жемчугом указывает на то, что камея служила наперсной иконой (Стерлигова И. А. Работы греч. резчиков на Руси: К изучению стиля древнерус. мелкой пластики 1-й пол. XV в. // ДРИ. 2012. [Вып.:] Искусство средневек. Руси и Византии эпохи Андрея Рублева. С. 258. Ил. 16; Визант. древности. 2013. Кат. 45. С. 244-245). Архангел, облаченный в доспехи, поднял перед грудью правую руку с мечом, от резкого движения плащ под рукой образовал выразительную узнаваемую складку. Такой образ характерен для сюжета «Явление арх. Михаила Иисусу Навину». Возможно, именно эту камею упоминают составители описи 1601 г. как привес к иконе прор. Иоанна Предтечи из небольшого Деисуса в богатых окладах и с привесами рядом с иконой Божией Матери «Умиление» (еще в более дорогом окладе) на сев. стене придела прп. Кирилла («икона камена, на ней архангил Михаил - явление Исусу Навину» - Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 81). Икона Божией Матери находилась «над дверми, что ходят в соборную церковь к Успению Пречистые Богородицы» (Там же), т. е. на сев. стене мемориального храма основателя мон-ря. Среди ее многообразнейших и драгоценных привесов составители описи 1601 г. упоминают 6 резных икон и крестов, почти все «с мощми». По словам соборных старцев, этот образ, как и иконы небольшого Деисуса, «дал вкладу старец Иасаф Луженово» (Там же. С. 80). Архим. Варлаам приводит подробно надписи о мощах в панагии, вложенной старцем Иоасафом Луженым (Луженовым) в 1590 г., среди которых есть реликвии Новгородских святых («риза Никиты Новгородского чудотворца, риза Иоанна Новгородского чудотворца.., древо на неже Пречистая седела» (видимо, из числа чудес от Тихвинской иконы, напр. явление Пресв. Богородицы Юрышу.- Авт.) (см.: Варлаам (Денисов). 1859. С. 48; о др. его вкладах см.: Там же. С. 96. Примеч. 113-115); сама панагия также признана памятником новгородского среброделия, см.: Декоративно-прикладное искусство. 2008. № 590). Не исключено, что старец Иоасаф происходил из Новгорода. Эти сведения о ризнице К. Б. м. показывают, что, хотя, как правило, резные камни происходили из царской казны, подобные редкости находились и во владении представителей различных знатных родов.

К числу таких же загадочных произведений, происходящих из К. Б. м., относится визант. литик в рус. оправе с образом Божией Матери «Воплощение» (литик XV в., оправа XVI в., ГММК; см.: Визант. древности. 2013. Кат. 56. С. 263).

Рождество прп. Кирилла; Воздвижение креста на месте основания Кирилло-Белозерского мон-ря. Фрагмент киота иконы «Прп. Кирилл Белозерский». 1614 г. Иконописец Никита Ермолов (КБМЗ)

Связи с Новгородской землей для К. Б. м. были в XVI в. очень важны: на средства Пимена, архиеп. Новгородского (1552-1570), был сделан оклад на чудотворную икону Божией Матери, принесенную прп. Кириллом (1565, Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 42-45; Варлаам (Денисов). 1859. С. 8, 87. Примеч. 25). Драгоценные оклады имели иконы, принадлежавшие и поставленные в монастырские храмы родственниками царя, князьями Старицкими; еще в сер. XIX в. на них сохранялись оригинальные самоцветы древней отделки, описанные архим. Варлаамом (Варлаам (Денисов). 1859. С. 13-14).

Среди икон-панагий, украшавших иконы монастырских храмов, были резные на кости. Подобные иконы и кресты часто составляли предметы личного благочестия монахов, являлись произведениями монастырских ремесел. В К. Б. м. после строительства церкви над гробом прп. Кирилла к одной из икон в этом храме, своего рода мемориальном комплексе, был приложен резной крест с изображениями праздников, «что носил чудотворец Кирил» (не сохр., см.: Никольский. 1897. С. 156; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 79, 272). Резные иконы в дорогих оправах были приложены к местным иконам, напр. образ Благовещения Пресв. Богородицы в золотой сканой оправе с жемчугом и самоцветами при иконе Божией Матери «Неопалимая купина» из придела прп. Кирилла (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 73; Варлаам (Денисов). 1859. С. 15-16); икона «резь на синологе» (дерево юж. породы) с изображением мн. святых в серебряном золоченом сканом окладе у иконы прп. Кирилла, с житием (нач. XVI в.) (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 47; Варлаам (Денисов). 1859. С. 16); «крест синалойной, а на нем Распятие Христово и иные многие святые…», приложенный старцем Паисием (Ананьиным?) к серебряной цате на окладе иконы прп. Кирилла, списка «с живописново образа» из придела над гробом святого (Варлаам (Денисов). 1859. С. 14-15; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 74-75). В описи 1601 г. отмечено, что у иконы «Умиление», с праздниками и прп. Кириллом на полях, находившейся по левую сторону царских дверей в придельной ц. прп. Кирилла, на окладе была подвешена «икона резь на кости» в серебряном сканом золоченом окладе, с жемчугом и камнями; рядом находилась еще одна икона «с мощми, а в ней камень хрусталь», к-рая также имела серебряный золоченый сканый с эмалью оклад, с жемчугом и камнями; этот образ по «сказке старцев соборних» был «взят... у старца у Олександра у Сертякина на Москве» (старец Александр (Сертякин) был строителем монастыря в 1582-1583 гг.; не исключено, что 2 наперсные иконы, в т. ч. с мощами, были семейными святынями (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 76-77). О том, как много личных святынь из одной только государевой казны в виде небольших наперсных икон было отдано в обитель прп. Кирилла и помещено возле места его упокоения, известно из описи 1601 г. иконостаса придельной мемориальной церкви преподобного. К каждому «образу» из деисусного чина была приложена отдельная икона, резанная на камне, на «синологе» или просто дереве, на кости или раковине с изображением и в драгоценной оправе (Там же. С. 84-85). Резные иконы из К. Б. м. в окладах, пожертвованные на поминание семей Ф. Супонева и Ф. Карпова, сохранились в собрании ГРМ с парными образами св. врачей Космы и Дамиана и св. князей Бориса и Глеба (1569, ГРМ; упом. по описям XVII в. в киоте в пядничном ряду соборного иконостаса, см.: Никольский. 1897. С. 160; воспроизведение см.: 1000-летие русской худож. культуры. 1988. Кат. 299. С. 215, 391; Русские мон-ри. 1997. С. 41). Распространенным видом предмета личного благочестия для вложения в мон-рь, в т. ч. в К. Б. м., были резные или иконные складни в драгоценных оправах-окладах с живописью на внешних створках. Напр., в К. Б. м. хранилась новгородская по происхождению икона-складень в сканом окладе с образами Деисуса на внутренних сторонах-створках, с образом серафима перед вратами рая и Благоразумного разбойника - на внешних (ГРМ; см.: Русские мон-ри. 1997. С. 40; Декоративно-прикладное искусство Вел. Новгорода. 2008. Кат. 236. С. 482-483). Сохранились резные складни, напр. с изображениями «Св. Троицы» и «Рождества Пресв. Богородицы» внутри складня и образом ангела-хранителя на верхней створке - вклад архиеп. Евфимия Ростовского 80-х гг. XVI в. в сканом серебряном окладе с эмалью (КБМЗ). Резные кресты в казне мон-ря, вложенные неизвестными вкладчиками, уже по описи 1601 г. исчислялись сотнями (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 165-166). Резьба по дереву и кости была предметом монастырского ремесла с XVI в., служила стабильной статьей дохода обители и источником даров, предназначенных для подношений важным чиновникам, богомольцам и паломникам. Монастырские резчики (возможно, нанятые мастера) создавали предметы обихода (чары, ложки, предметы посуды) и иконы. Не исключено, что к чтимой иконе К. Б. м. восходит резная деревянная икона с образом прп. Кирилла перед Богоматерью с Младенцем на престоле, в XVIII в. уже почитавшаяся в старообрядческой общине (ныне в ГРМ); сохранился резной крест с Распятием, Деисусом и святыми в серебряном сканом окладе, использовавшийся как напрестольный (ГРМ; Русские мон-ри. 1997. С. 41, см. также: Плешанова И. И. Работы кирилловских резчиков в собр. ГРМ // ДРИ. 1989. [Вып.:] Худож. памятники Рус. Севера. С. 232-242; Лелекова. 1989; Петрова Л. Л. Ремесла и промыслы крестьян Кирилловского у. // Кириллов: Ист.-краевед. альм. Вологда, 1994. Вып. 1. С. 118-120).

Праотец Мелхиседек. Икона. 1630 г. Иконописец Ждан Дементьев (КБМЗ)

У икон прп. Кирилла было немало золотых царских даров: напр., к иконе-списку «з живописново образа», на к-рой святой изображен в рост, среди проч. был приложен крест из золота с Распятием Христовым «а на другой стороне креста архангел Гавриил»; еще одна икона прп. Кирилла «в деянье», находившаяся на сев. стене «против чудотворцова гроба» среди местных икон, имела также 3 драгоценных золотых и серебряных креста, а также золотую «икону» с изображением Распятия Христа в технике черни и фигурой свт. Николая Чудотворца на обороте; из золота были также 3 запоны (декоративные пластинки) с камнями; по словам старца Леонида, «те кресты, и икона и запоны, и чепь царьские дачи» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 83); оклад на икону также был сделан в Москве на пожалование царя Иоанна Васильевича. Золотой крест «с мощми» на иконе Божией Матери «Одигитрия», стоявшей слева от царских врат в соборе, по сведениям монастырских документов, был также вкладом инокини Евфросинии (кнг. Старицкой) (ок. 1566; см.: Там же. С. 51). Кресты из золота и серебра с мощами хранились в ризнице (Там же. С. 136-138).

Уже с 1-й пол. XV в. в мон-ре были напрестольные Евангелия в драгоценных окладах: серебряный сканый оклад с медальонами, представлявшими на эмалевом фоне литые композиции «Распятия Господня с предстоящими», образы евангелистов, «Св. Троицу», Божию Матерь «Воплощение» (ок. 1448), и добавлением 2 пластин с образами прп. Кирилла и прп. Сергия Радонежского (видимо, при поновлении оклада ок. 1533), сохранился на Христофоровом Евангелии (ГРМ; см.: Макаренко. 1914. Рис. 21. С. 52-53; Корнилович. 1963; Русские мон-ри. 1997. С. 42). Евангелие из собрания КБМЗ имеет оклад с накладными литыми фигурками Деисуса, евангелистов и святых (в киотах и по пояс) XV-XVI вв., к-рый некогда предназначался для рукописи, выполненной Исааком Собакой (ныне в ГИМ, № 103799/2; см.: Петрова Н. В., Пуцко В. Г. Серебряный оклад Евангелия Кирилло-Белозерского мон-ря // Кириллов: Краевед. альм. 2003. Вып. 5. С. 197-209).

В 30-40-х гг. XVI в. оклады изготавливались для большого числа икон одновременно. Тогда образы в иконостасе получили драгоценные оклады и некоторые из них сохранились на иконах деисусного и праздничного рядов, а также известны из надписей на оборотных сторонах икон, отмеченных в монастырских документах. Их заказчиками были свт. Иоасаф, митр. Московский, Ростовский архиеп. Досифей для большей части икон Деисуса, В. М. Воронцов, М. Вислов, И. И. Хабаров (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 240-241). Оклады для икон были изготовлены на средства Ф. С. Воронцова («Св. Троица» (до 1546), венцы на деяниях иконы прп. Кирилла в главном иконостасе собора (нач. XVI в.)), М. Короваева («Хвалите Господа с небес» и «О Тебе радуется» (до 1563)). Много драгоценностей и средств для иконных окладов поступило из казны царей Иоанна IV Васильевича и Феодора Иоанновича. На средства царской казны были сделаны царские врата для собора в серебряном золоченом окладе, привезенные в кон. XVI в. старцем Леонидом (Ширшовым) из Москвы (Никольский. 1897. С. 153-154).

В настоятельство игум. Матфея был создан новый оклад (с использованием украшений от инокинь-стариц Горицкого мон-ря, 1612, не сохр.) на чудотворную икону Божией Матери, принесенную прп. Кириллом (известен по снимку И. Ф. Барщевского); в 1614 г.- новый оклад на икону прп. Кирилла «письма Дионисия Глушицкого» (Варлаам (Денисов). 1859. С. 9; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 156); при этом же настоятеле в 1600 г. было переделано старое кадило, пожертвованное в 1544 г. кн. Д. Ф. Палецким, о чем была сделана памятная надпись (Варлаам (Денисов). 1859. С. 37). Окладами в 30-40-х гг. XVII в. украшали старые и новые иконы для местного ряда. Мастерами московской Серебряной палаты был сделан новый оклад, напр. на икону Божией Матери «Неопалимая Купина» сер.- 2-й пол. XVI в.

Прп. Кирилл Белозерский. Покров. 1514 г. Мастерская вел. кнг. Соломонии Сабуровой (ГРМ)

К сер. XIX в. все иконы в иконостасе собора еще сохраняли свои оклады, архим. Варлаам указывает 16 икон праздников в 3-м ярусе, в Деисусе 14 икон «ангелов, апостолов и святителей», в 5-м ярусе «Образ Бога Отца с Превечным Сыном и 16 икон праотцев - все в серебряных басменных окладах с такими же венцами, а нек-рые с венцами чеканными и такими же цатами» (Там же. С. 15). На древних иконах меняли драгоценные оклады. В 1830 г., очевидно, был сделан новый оклад для иконы «Успение Пресв. Богородицы» «письма прп. Дионисия Глушицкого», для чего, возможно, были использованы фрагменты старого оклада, поскольку, по замечанию архим. Варлаама, из древних украшений иконы остался один только оклад на полях, а на фигуры Спасителя и Богоматери «вновь наложены серебряные белыя ризы и такие же венцы на 10 ликах» (Там же. С. 13). «Цельная серебряная риза, сделанная из серебра снятого с ветхих церковных дверей» была выполнена на изображении прп. Кирилла в рост на иконе из придельной соборной церкви (Там же. С. 15, 89. Примеч. 43). В 1856 г. по воле архим. Варлаама с использованием приложенных им драгоценных камней была украшена новой серебряной ризой работы вологодского мастера И. М. Зуева икона тронного Христа Вседержителя из Введенской ц. (Там же. С. 17-18; оклад сохр. в КБМЗ; см.: Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Никанорова. 2003. С. 87); тот же мастер делал памятную серебряную «дощечку» на местную икону Успения Пресв. Богородицы «Рублева письма» (Лелекова. 1988. С. 48). О бережном собирании древних драгоценностей после 1830 г. свидетельствуют 2 предмета, описанные архим. Варлаамом в числе монастырских сокровищ. Это крест из «венис» (средневек. термин для обозначения красных самоцветов, как правило, гранатов) и крест из голубых «яхонтов» (сапфиров), в каждом ок. 30 камней, к-рые были сняты с древних икон; оба, по словам архим. Варлаама, «знатоками признаются за драгоценность весьма редкую» (Варлаам (Денисов). 1859. С. 52); судьба этих предметов неизвестна.

Благодаря вкладам, в т. ч. частным, среди богослужебной утвари обители были золотые сосуды, что также приравнивало монастырский собор к наиважнейшим храмам страны. Во время посещения обители в 1567 г. царем Иоанном IV и царской семьей был вложен набор золотых сосудов - потир, дискос, «звезда, копье, лжица» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 155; Т. И. Шаблова предположила, что этот вклад имел мемориальное значение, был призван почтить память первой царицы, Анастасии Романовны; см.: Там же. С. 263). От этого набора в сер. XIX в. сохранялись потир и дискос, а звездица, оказавшаяся серебряной, была продана в 1830 г., судьба копья неизвестна. Золотой потир имел гладкую чашу с изображениями в кругах Деисуса и 8-конечного креста, по краю чаши была сделана резная надпись: «Пиите от нея вси...»; на днище дискоса была изображена композиция «Литургия в небесных сферах» (Варлаам (Денисов). 1859. С. 31). Еще один золотой потир был вложен архиеп. Полоцким Афанасием, бывш. пострижеником К. Б. м., который удалился сюда на покой в 1568 г. и здесь скончался (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 155). Его описание сер. XIX в. позволяет судить о нек-рых особенностях отделки предметов. Так, круглые медальоны с поясным Деисусом имели окантовку «с головками разных животных», а поддон был дополнен в 1629 г. и украшен рельефными композициями Страстного цикла (Варлаам (Денисов). 1859. С. 31, 82. Примеч. 93). Уже в 1-й пол. XV в. как признание московскими или удельными князьями заслуг прп. Кирилла в мон-рь были переданы 2 серебряные, золоченые панагии с изображениями на лицевой стороне (обе ныне в ГММК): одна, видимо, более ранняя с композицией «Вознесения» на лицевой стороне и орнаментом на обороте и полях (по описи 1601 г. см.: Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 138; упоминания и публикации см.: Макаренко. 1914. Рис. 23; Николаева Т. В. Древнерус. мелкая пластика XI-XVI вв. М., 1968. Коммент. № 49 (с датировкой кон. XV в.); Орлова. 1997. С. 148-152); другая - с группой из круглых медальонов с образом Спасителя (в центре) и евангелистов (по сторонам) на лицевой стороне и орнаментом по краям и на обороте (Качалова И. Я., Маясова Н. А., Щенникова Л. А. Благовещенский собор Моск. Кремля: К 500-летию уникального памятника рус. худож. культуры. М., 1990. Ил. 257, 258; Орлова. 1997. С. 152-153). Подобные панагии предназначались для «богородичного» хлеба (Варлаам (Денисов). 1859. С. 50); ажурная резьба с орнаментальным узором, в нижней части окружности панагии орнаментальный «лепесток» и его форма позволили исследователям отнести их к особой группе панагий, созданных в Москве на рубеже XIV и XV вв. или нач. XV в. под влиянием золотоордынской торевтики (1000-летие рус. худож. культуры. 1988. Кат. 294. С. 212, 390; об орнаменте и типологии см.: Орлова. 1997). В описи 1601 г. перечисляются служебные сосуды из серебра, блюда и чаши, служившие для «чаши» Пречистой Богородицы «по вся дни», или «по празником», или для «Предотечевой доры» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 155-156); а также специальная утварь, связанная с почитанием чудотворных икон и гроба чудотворца - 2 блюда, одно с подписью: «Блюдо Пречистыя Богородицы и Преподобного отца нашего Кирилла Чудотворца», с резной композицией «Крещение» и тропарем празднику (см.: Варлаам (Денисов). 1859. С. 38-39). Из последующих пожертвований архим. Варлаам отметил литургический набор, подаренный имп. Анной Иоанновной в 1732 г., от которого сохранились потир и дискос (КБМЗ), ковчеги для Св. даров, дароносицу и кадило, вложенные в 1678 г. слугой кн. И. Воротынского Никитой Недликовым, круглую чарку - вклад дьяка Никифора Шипулина (Там же. С. 32-37; публикации см.: Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Никанорова. 2003. С. 84-85). Вложенные в мон-рь драгоценные предметы получали, как это часто бывало, новую функцию, напр. серебряная чарка с золоченым орлом в медальоне на дне и чеканными надписями поучительного свойства (об истинной любви как золотом сосуде), подаренная женой стольника И. В. Олферьева, Вассой, в 1680 г. (КБМЗ), служила ковшичком для теплоты (Варлаам (Денисов). 1859. С. 33; Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Никанорова. 2003. С. 84). Зачастую от одного семейства или вкладчика поступали неск. разнообразных предметов. Так, вкладом стольника Олферьева служили 2 серебряные лампады 1636 и 1643 гг., в т. ч. на поминовение дочери - младенца Феодосии (Варлаам (Денисов). 1859. С. 41; Щурина Е. Г. Серебряные лампады сер. XVII в. Кирилло-Белозерского мон-ря // Кириллов: Краевед. альм. 2003. Вып. 5. С. 217-222), и запрестольный крест 1651 г. (КБМЗ), «деревянный, осмиконечный, со всех сторон обитый тонким белым серебром, с передней стороны - чеканное серебряное Распятие, по деревам, продольному и 3 поперечным, с обеих сторон 93 из тонкого серебра позолоченные дробницы с резными изображениями праздников, страстей Господних и ликов св. угодников, надпись над рукояткою в серебре резана» (в пересчете на совр. меры длины ок. 150×100 см; см.: Варлаам (Денисов). 1859. С. 22; в кон. XIX в. находился за алтарем придела во имя прп. Кирилла - Геронтий (Кургановский). 1897. С. 61, с датой 1646 г. см.: Художественное серебро XV - нач. XX в. в собр. КБМЗ. 2013); в 1675 г. жена стольника Васса вложила в монастырь архимандричью шапку (Варлаам (Денисов). 1859. С. 46).

Преображение Господне. Пелена. 2-я пол. XV в. (ГРМ)

Уже в нач. XX в. поклонники старины сетовали, что «трудно ныне представить... какой художественной сокровищницей обладал монастырь до конца XVII в., имея столь богатую ризницу, если современная нам есть лишь жалкие остатки прежней» (Макаренко. 1914. С. 40). У посетителей музея в 30-х гг. XX в. монастырское собрание также оставляло впечатление «жалости»: «разрозненные, случайные вещи третьестепенного значения, оставшиеся от некогда богатейшего собрания» (Тарабукин. 1991. С. 349). Наиболее древние драгоценные предметы (оклады богослужебных книг, панагии, наперсные иконы) сохранились в собраниях музеев Московского Кремля и ГРМ. Сложившаяся коллекция драгоценных металлов КБМЗ, прежде всего серебра, тем не менее включает произведения всех эпох существования мон-ря, а также из окрестных церквей г. Кириллова, Ферапонтова мон-ря и близлежащих селений (Художественное серебро XV - нач. XX в. в собр. КБМЗ. 2013), реставрация и изучение к-рых расширяют представления о развитии малых искусств в окрестностях К. Б. м., его связях с местными и столичными художественными центрами.

К сер. XIX в. количество жемчуга на иконных окладах, предметах церковного убранства, ризах и шитых предметах утвари уже ничем не напоминало описи монастырского имущества XVII в. Архим. Варлаам признавал, что «жемчужной ризницы» в К. Б. м. не сохранилось, за исключением ризы с оплечьем из малинового гладкого бархата, низанного жемчугом и камнями; вероятно, оплечье не было древним ни по материалу, ни по расположению, узору из жемчуга и самоцветов, поскольку драгоценности были составлены в узор из неск. заключенных друг в друга крестов, увенчанных короной (Варлаам (Денисов). 1859. С. 43). Однако уже с эпохи царя Иоанна IV Васильевича в мон-рь поступали облачения, не знавшие себе равных ни по стоимости, ни по степени отделки. Из вкладных книг мон-ря известно о полном наборе служебных облачений на игумена и диакона из белой золотной камки «сажены жемчугом с камением, с яхонты и с ыным камением, кресты и дробницы золоты, цена всему тому 6000 р.» (Кир.-Бел. 78/1317. Л. 20 об.). По предположению Шабловой, столь ценный вклад был сделан незадолго до смерти царя (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 262); в описи 1601 г. часть облачений из набора уже была разрознена, а царским пожалованием названы лишь «ризы болшие камка бела, круги золотные» и «стихарь дьяконской камка золотная», украшенные жемчугом, самоцветами и дробницами (Там же. С. 139). Среди вкладчиков дорогих риз и предметов служебных облачений составители описи 1601 г. указывают также архиеп. Афанасия Суздальского (он же - архиепископ Полоцкий), кн. И. Сицкого («Судцково»), кн. Ф. Трубецкого, кн. П. Щенятева, вдову кн. В. Воротынского, боярина Д. И. Годунова (Там же. С. 139, 140, 142, 145, 146, 148). Мн. ризы были уже тогда ветхими.

С «жемчужной ризницей» К. Б. м. могло сравниться только хранилище лицевого и орнаментального шитья. К 1601 г. у всех почитаемых древнейших икон были шитые лицевые и украшенные дробницами, жемчугом пелены: икона Божией Матери, с к-рой из Москвы пришел прп. Кирилл, имела 3 шитые пелены без лицевых изображений, но с жемчугом и дробницами; к древнейшей храмовой иконе «Успение Пресв. Богородицы» прилагались 3 украшенные пелены - 2 лицевые (сохр. одна из них, «Успение Пресв. Богородицы с Нерукотворным образом Спасителя, с апостолами», каймы - 2-я пол. XV в., средник - кон. XV в., ГРМ; см.: Лихачева. 1980. С. 6-7. Кат. 9; «Пречистому образу Твоему поклоняемся...». 1995. Кат. 161. С. 259 (автор описания - Л. Д. Лихачёва); Иванова. 2011. С. 10; А. С. Петров датирует средник нач. XVI в.; он сопоставляет памятник с описью не только 1601 г., но и 1668 г. и предполагает, что свой совр. вид эта пелена обрела лишь после 1668; см.: Петров. 2008. С. 51, 69, 95-96; см. также: Прил.: Древнерус. пелены XV-XVI вв.: Кат. 9); на 3-й «в кресте на дробницах выбиваны святые», жемчужная обнизь была приложена царицей Анастасией Романовной (не сохр., о прикладе см.: Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 45). возможно, ок. 1548 г. для иконопортрета основателя монастыря «письма прп. Дионисия Глушицкого» были изготовлены золотой оклад и саженная жемчугом лицевая пелена. Иконография Успения Пресв. Богородицы, повторявшаяся в композиции неск. храмовых икон, становится для обители в XVI в. настолько важным изображением, что ее шитый вариант помещают на оплечье игуменских риз: «Шит золотом и серебром образ Успение Пречистыя Богородицы со апостолы. Зделаны ново при игумене Иоасафе» (Там же. С. 140).

Видение св. Иоанна Богослова. Хоругвь. 1566 г. (ГРМ)

Лицевое шитье XV-XVII вв., сохранившееся от храмового убранства К. Б. м., прекрасно иллюстрирует расцвет этого вида искусства. Н. А. Маясовой удалось выявить ок. 60 произведений лицевого шитья, связанных с этим мон-рем, из них половина принадлежит отличавшимся друг от друга мастерским шитья - «светлицам» знатных заказчиц и вышивальщиц. Большинство икон в 2 храмах, соборе и приделе над гробом прп. Кирилла, были украшены неск. лицевыми пеленами, особенно иконы с изображением прп. Кирилла. Сохранившиеся из них были лучшими произведениями своей эпохи. Пелену для иконы прп. Кирилла «с деянием» нач. XVI в. (ГРМ), как считают исследователи, знаменил мастер, принадлежавший к той же художественной традиции, что и создатель иконы. Маясова высказала предположение, что пелена была шита в мастерской вел. кнг. Соломонии и связана с «молением о чадородии», на что указывает наличие среди клейм сцены исцеления от бесплодия четы князей Белевских, так же как и на иконе (Маясова. 1971. С. 26; Она же. 1989. С. 209-210). Петров обратил внимание, что «на пелене появляется сцена рождения Кирилла, в которой повторяются основы композиции Рождества Богоматери или Иоанна Предтечи» (Петров. 2008. С. 118-119. Кат. 19); он считает, что пелена могла быть создана по заказу вел. кн. Василия III и его супруги, вложивших в 1514 г. в мон-рь шитый покров с образом прп. Кирилла (ГРМ; см.: Лихачева. 1980. Кат. 24; Русские мон-ри. 1997. С. 44). У этой же иконы была еще одна лицевая пелена, возможно более древняя, на к-рой был изображен лишь преподобный, без к.-л. композиций жития или деяний (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 47; Петров. 2008. С. 72). К иконе прп. Кирилла «письма прп. Дионисия Глушицкого» в 1548 г. была приложена лицевая жемчужная пелена с изображением святого в среднике, точно повторявшим образ святого на иконе, и с орнаментально шитыми полями, на которых располагались лицевые дробницы (Русские мон-ри. 1997. С. 45). Облик и манера украшения этой пелены оказали влияние на декор последующих пелен; в описи 1601 г. отмечена пелена при иконе прп. Кирилла «з живописново образа» (из придельного иконостаса), на к-рой в центре было изображение преподобного, а на каймах «круги шиты серебром, в кругех дробницы серебрены, золочены, на них святые» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 75). Пелена была вкладом инокини Софии (Голицыной) († 1625), в миру жены кн. И. И. Голицына (1598, КБМЗ; см.: Маясова. 1989. С. 219-220; Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Никанорова. 2003. С. 60; Петров. 2008. Кат. 80). Ветшавшие лицевые пелены, прежде всего с образом прп. Кирилла, переносили из собора (от местных икон или от его гроба) в др. церкви, напр. в ц. вел. кн. Владимира. Здесь под местным образом Божией Матери «Одигитрия» была пелена «вышит образ Кирила чюдотворца... старое строение» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 99; Петров. 2008. С. 78). Повторение на шитых пеленах изводов тех икон, для к-рых они были предназначены, явствует не только в случае с иконами прп. Кирилла. Для иконы «Св. Троица» из иконостаса собора была изготовлена как праздничная пелена с изображением Св. Троицы, так и «пелена вседневная, на ней шиты празники Владычни золотом и серебром» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 52; Петров. 2008. С. 74).

К произведениям, выполненным в московских мастерских, принадлежат мн. сохранившиеся расшитые служебные предметы и детали иконного убранства: видимо, древнейшая плащаница-«воздух» из К. Б. м. (1-я пол.- сер. XV в., ГРМ; см.: Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 151, 262), по стилю, композиционным и иконографическим особенностям близкая к древнейшим русским плащаницам, напр. к т. н. голубой плащанице из Троице-Сергиева мон-ря; 2 пелены (согласно описи 1601 г., «плащаницы», см.: Там же. С. 152, 262), идентичные по стилю изображений и вязи надписей - «Преображение, с праздниками» и «Пресв. Богородица Неопалимая Купина, со святителями и преподобными» (обе - посл. четв. XV в., ГРМ), одни из лучших произведений шитья эпохи Дионисия (подробнее см.: Лихачева. 1980. Кат. 21; Маясова. 1989. С. 203; Русские мон-ри. 1997. С. 48; Byzantium. 2004. Cat. 199. P. 330-332; Петров. 2008. Кат. 86). К той же группе принадлежат пелена «Успение Пресв. Богородицы» XVI в. с использованием шитых кайм XV в. (ГРМ), покров «Прп. Антоний Печерский» XVI в.- вклад Льва Вокшерина (публ. фрагмента см.: Макаренко. 1914. Табл. 2; о нем см.: Маясова. 1989. С. 207-209; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 152, 262-263). К кон. XVI в. относятся произведения столичных мастерских: покров на гробницу прп. Кирилла, шитый последней женой царя Иоанна IV Марией Нагой (по фотографии С. М. Прокудина-Горского; см. также: Маясова. 1989. С. 211-212); в мастерской царицы Ирины Годуновой изготовлена пелена «Вмц. Ирина» (ГРМ; см.: Лихачева. 1980. Кат. 84. С. 75; Маясова. 1989. С. 212; Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Никанорова. 2003. С. 59; Русские мон-ри. 1997. С. 46).

Прп. Кирилл Белозерский. Фрагмент стихаря. Сер. XVI в. (КБМЗ)

Многие из сохранившихся лицевых произведений были выполнены в «светлице» кнг. Евфросинии Старицкой, ставшей инокиней основанного ею Воскресенского Горицкого монастыря. Эти вклады в основном сделаны в 1565-1566 гг., когда инокиня Евдокия приходила на богомолье в К. Б. м. В 1565 г. она вложила плащаницу с композицией «Успение Пресв. Богородицы» (ГРМ; см.: Лихачева. 1980. Кат. 67; Маясова. 1989. С. 213-214; Петров. 2008. С. 88), одно из лучших произведений шитья той эпохи, отображающих своеобразный пластичный, монументальный стиль, близкий к новгородскому искусству сер. XVI в., который был признан образцовым уже современниками. По образцу этой плащаницы создавались воздухи в эпоху Бориса Годунова (Варлаам (Денисов). 1859. С. 54. Примеч. 129; Маясова. 1989. С. 214. Примеч. 74; Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 151). Из этой же мастерской происходит «воздух Оуспение Пречистые меньшей», созданный, по мнению Маясовой, в 50-х гг. XVI в., не позднее 1563 г. вложенный в К. Б. м. и сохранившийся в собрании гр. А. С. Уварова как иконная пелена (ныне в ГИМ; см.: Маясова. 1989. С. 214; Петров. 2008. Кат. 52. С. 126-127). Пелены с различными сюжетами из той же мастерской: «Богоматерь Петровская», позднее в собрании гр. Уварова, ныне в ГИМ (Маясова. 1989. С. 217; Петров. 2008. С. 127. Кат. 51); «Спас Великий Архиерей» (ок. 1565, КБМЗ; служила некогда хоругвью, см.: Варлаам (Денисов). 1859. С. 23; Силкин А. В. Двусторонняя хоругвь из Кирилло-Белозерского монастыря // ДРИ. 1985. [Вып.:] Исследование и реставрация. С. 80-94; Маясова. 1989. С. 214-216); «плащаница» (позднее переделана в хоругвь) с образом «Видение ап. Иоанна Богослова (Апокалипсис)» (1566, ГРМ; см.: Варлаам (Денисов). 1859. С. 24; Лихачева. 1989; Русские мон-ри. 1997. С. 47); покровец «Распятие Господне, с предстоящими», позднее ставший пеленой (Варлаам (Денисов). 1859. С. 60-61; Хлебникова. 1981. С. 450-452). Упоминаются и несохранившиеся произведения, возможно, также созданные в столичных, принадлежавших бывш. удельным князьям «светлицах», напр. покровцы из ц. кн. Владимира, вложенные кнг. Марией Воротынской (Маясова. 1989. С. 225; о вкладах др. знатных родов см.: Лихачева. 1995).

В XVII в. лицевые произведения поступали в мон-рь и с вкладными надписями: воздух «Христос, лежащий во гробе», покровцы «Агнец» и «Пресв. Богородица «Знамение»» - от кн. И. А. Голицына в 1645 г. по его шурине, кн. Ф. А. Телятевском, погребенном в отдельной церкви; пелена с образами святителей Епифания Кипрского и Феодора Едесского, небесных покровителей покойного, вложенная самим Телятевским в ц. прп. Кирилла (Варлаам (Денисов). 1859. С. 52; Маясова. 1989. С. 221; Петров. 2008. С. 77). С Московского подворья в К. Б. м. был передан воздух, вложенный в 1644 г. боярином Ф. И. Шереметевым, повторявший извод плащаниц кнг. Старицкой сер. XVI в., но намного более простой в техническом исполнении (Маясова. 1989. С. 221-222; Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Никанорова. 2003. С. 62). К именным вкладам относятся хоругвь с композицией «Успение Пресв. Богородицы», данная в 1666 г. кнг. Е. Ф. Одоевской (КБМЗ; см.: Варлаам (Денисов). 1859. С. 23; Маясова. 1989. С. 222); 2 покрова на раку прп. Кирилла, в т. ч. вложенный в 1644 г. боярином Шереметевым (КБМЗ; см.: Маясова. 1989. С. 223). В семейных «светлицах» были изготовлены произведения, свидетельствующие о развитии иконографии прп. Кирилла и почитании монастыря - лицевая пелена, вложенная боярами Сулешевыми в 1625-1630 гг., с композицией, запечатлевшей «Явление Пресв. Богородицы прп. Кириллу в московском Симоновом монастыре» (Петрова Л. Л., Петрова Н. В., Никанорова. 2003. С. 61).

По обычаю др. древних мон-рей, предметы лицевого шитья в К. Б. м. могли быть уничтожены за ветхостью и непригодностью к богослужению. Но известны случаи, когда фрагменты древних лицевых пелен были использованы для создания и украшения новых произведений, как правило, епитрахилей, более узких по формату, нежели древние пелены-основы. Так, на епитрахили XVIII в. сохранились фигурки вмч. Димитрия и вмц. Екатерины с пелены, созданной в кон. XV в. в мастерской вел. кнг. Софии Палеолог; на епитрахили XIX в.- фигуры 2 святителей из композиции «Успение», возможно, с одной из лицевых пелен к чтимой соборной иконе «Успение Пресв. Богородицы» «письма прп. Дионисия Глушицкого»,- фигуры свт. Иерофея и свт. Дионисия Ареопагита, 20-40-е гг. XVI в. (обе - ГРМ; см.: Хлебникова. 1982. Кат. 5. С. 129-130; Маясова. 1989. С. 209, 221; Петров. 2008. Кат. 26). Среди таких «новоделов», сохранившихся, напр., в КБМЗ, в процессе реставрации исследователи обнаруживают фрагменты произведений мастерской князей Старицких сер. XVI в.: на стихарь в XIX в. была нашита полуфигура прп. Кирилла от несохранившегося шитого предмета этой мастерской (Хлебникова. 1981. С. 446-447); на оплечье фелони - полуфигура Пресв. Богородицы, склонившейся вполоборота с вытянутыми руками (Там же. С. 448); неск. изображений Пресв. Богородицы - в изводе Петровской иконы Божией Матери на палице XIX в. (Там же. С. 449) и в изводе «Божия Матерь «Одигитрия»» на оплечье саккоса (Там же. С. 450).

С самого начала существования К. Б. м. переписыванию книг в нем уделялось огромное внимание. В XV в. обитель получила достаточно обширную б-ку и к кон. XVI в. обладала значительным книжным собранием. Со времени правления династии Романовых пополнение столичных собраний древними книгами происходило в т. ч. за счет вывоза рукописей из К. Б. м. В XVIII-XIX вв. рукописи и книги поступали в б-ки Троице-Сергиевой лавры, новгородского Софийского собора, Воскресенского Новоиерусалимского монастыря, в Синодальное собрание, а также в частные собрания (гр. Н. П. Румянцева, М. П. Погодина). Были попытки реконструкции фонда б-ки К. Б. м. (Дмитриева. 1968; Шевченко. 1998). В наст. время большая часть (1400) рукописей хранится в РНБ, древнейшие и интересные своим художественным оформлением - в ГРМ, отдельные рукописи - в КБМЗ, РГБ, ГИМ (подробнее см.: Вздорнов Г. И. Книгописание в Кирилло-Белозерском мон-ре // Он же. 1980. С. 127-130). Так, в РНБ в составе приобретенной частной коллекции попал «массивный фолиант Златоуста XVI в.» с заставками и инициалами (Розов. 1983. С. 277).

Большая часть рукописей, происходящих из К. Б. м., не являются лицевыми, что характерно для монастырской б-ки, но многие украшены орнаментами всех разновидностей: тератологическим, балканским, неовизантийским, старопечатным (Враская. 1983). Наиболее подробно изучена Следованная Псалтирь (XV-XVI вв., РНБ. F.I.738; см.: Гордиенко, Семячко, Шибаев. 2011).

В древнейших рукописях украшения присутствуют в виде заставок в тератологическом стиле, напр. в Евангельских чтениях - заставка-«плетенка» (XIV в., РНБ. Кир.-Бел. 1/1. Л. 1 об.) и инициалы; в Требнике XIV - нач. XV в. заставка имеет вид рамки с плетеными наугольниками, навершиями, ее центр составляют обращенные друг к другу 2 птицы, напоминающие лебедей (РНБ. Кир.-Бел. 5/5. Л. 1 об.). Наиболее совершенный пример тератологии представляет Канонник 1407 г., согласно преданию, принадлежавший прп. Кириллу (ГРМ. Др./гр. 15). Это произведение уже зрелого стиля, в том варианте, когда зоо- и антропоморфные формы не соединяются в хаотичном, ковровом плетении, а образуют рационально построенный и выверенный, архитектурно узнаваемый образ церкви, с куполами, с подчеркнутой осью симметрии, как это характерно для лучших новгородских и среднерус. рукописей 2-й пол.- кон. XIV в. Фронтиспис (Л. 14 об.) украшен орнаментальной композицией в виде 3-купольной церкви, в центре которой оставлена пустая «ниша», предназначенная для живописно исполненной фигуры или композиции - это были пишущие евангелисты (как в Рогожском Евангелии московской рукописи кон. XIV-XV в.) или царь Давид и пророки (как в новгородской Псалтири Иоанна Грозного (Вздорнов. 1980. [52]; Он же. Феофан Грек: Творческое наследие. М., 1983. С. 261-262)). В виде «плетенки», нанизанной на 2 фигуры, подобные сфинксам, выполнена заставка перед началом «икоса» арх. Михаилу - «творение вселенского патриарха кир Исидора» (Соловьева. 1984. С. 220-221; Русские мон-ри. 1997. С. 43 (с датой 1408 г.)).

В подражание тератологическому орнаменту исполнена единственная заставка пергаменного Канонника 1422 г., написанного иноком Мартинианом (буд. прп. Мартинианом Белозерским) (ГРМ. Др./ гр. 14. Л. 6), к-рая представляет собой композицию из плетенок и побегов, окруженную рамкой (Вздорнов. 1980. [107]; Соловьева. 1984. С. 222), но она не похожа на тот искусный «звериный» стиль, к-рый был характерен для Канонника прп. Кирилла 1407 г.; письму того же прп. Мартиниана Белозерского принадлежит Канонник 1-й четв. XV в. (ГИМ. Муз. № 1311; см.: Вздорнов. 1980. С. 129 [109]). Две заставки Евангелия-тетр (нач. XV в., ГРМ. Др./гр. 12. Л. 94, 227) сохраняют принципы тератологического стиля, но «звериные» мотивы в них заменены растительными; заставка перед Евангелием от Матфея (Там же. Л. 4) выполнена в балканском стиле: белые, с киноварным тонким рисунком, вписанные друг в друга круги по желтому или синему фону; сочетание декоративных элементов в разных стилях И. Д. Соловьёва характеризует как признак переходного периода в искусстве книжной иллюминации (Соловьева. 1984. С. 222).

Об искусстве мастеров-книгописцев, украшавших рукопись хотя бы только киноварными инициалами, свидетельствует рукопись Слов огласительных прп. Феодора Студита (1417, РГБ. Ф. 178. Муз. № 8460). Тонкие буквицы многообразны по формам, демонстрируют безграничную фантазию средневек. мастера-орнаментатора: инициал О может иметь вид растущих из центра 2 стеблей, завивающихся вокруг 5-лепесткового «стержня»; вид квадрата со скругленными углами, крестообразного внутри, наполненного листьями-завитками; вид квадрифолия, с листами-завитками, загнутыми внутрь (Там же. Л. 2, 76 об., 152 об.; см.: Вздорнов. 1980. [104]).

Из лицевых рукописей К. Б. м. наибольший интерес представляют крупноформатные напрестольные Евангелие (ГРМ. Др./ гр. 9) и Апостол (ГРМ. Др./гр. 20), созданные в 1-й четв. XV в. одним из лучших живописцев своего времени. Г. И. Вздорнов полагает, основываясь на художественных особенностях миниатюр, что их вкладчиком был кн. Андрей Дмитриевич Можайский, младший сын вел. кн. Димитрия Иоанновича Донского, живший в Москве, где они и были созданы до 1423 г. (Вздорнов. 1980. С. 111. [68]; Соловьева. 1984. С. 224-227). Миниатюры из Апостола, датируемые 10-ми гг. XV в., демонстрируют лучшие качества художественного стиля, распространенного в московском искусстве эпохи Андрея Рублёва (при этом исследователи отмечают начинающуюся стандартизацию в приемах и трактовке образов как признак завершения большого стиля - Вздорнов. 1980. С. 128 [68]). Образы евангелистов и апостолов сохраняют близкую связь с визант. подлинником, напр., в совершенном, простом и изящном рисунке фигур, правильных пропорциях ликов и тел, разделке ландшафта, формах архитектуры, пластичности ее написания, сложных архитектурных мотивах: крытый портик-навес над фигурой ап. Павла (ГРМ. Др./гр. 20. Ненумерованный лист между листами 97 и 98), написанный с правильными перспективными сокращениями, нетипичными для древнерус. искусства и напоминающими византинизирующие памятники рубежа XIV и XV вв. (аналогичный портик-навес над фигурой ап. Марка в молдав. Четвероевангелии 1429 г. из Бодлианской б-ки в Оксфорде: Diringer D. The Illuminated Book. N. Y., 19672. Pl. II - Вздорнов. 1980. [68]). Миниатюры из Апостола исследователи рассматривают как стилистические аналоги лучшим произведениям эпохи Андрея Рублёва (Смирнова. 1997. С. 186, 188; Осташенко. 2002. С. 326; Попов. 2002. С. 17, 23-24; Яковлева. 2003. С. 132, 140-141, 147). Нек-рые образы отличаются неординарными иконографическими качествами, напр., пишущий ап. Иоанн Богослов изображен сидящим на фоне пещеры, но без ап. Прохора (ГРМ. Др./гр. 20. Ненумерованный лист между листами 83 и 84; см. также: Popova. 1984. Аbb. 41; Русские мон-ри. 1997. С. 43; Byzantium. 2004. Cat. 167. P. 282-283; еще опубликованы ненумерованные листы между листами 93 и 94 («Ап. Иуда»), между листами 63 и 64 («Ап. Иаков»): Вздорнов. 1980. [68]; Popowa. 1984. Abb. 40; Попов. 2002. Ил. 15-16). Заставки перечисленных рукописей 1-й четв. XV в. выполнены в неовизант. стиле: геометрические и растительные узоры заключены в рамки с золотыми фонами и напоминают драгоценные эмали. Возможно, к этому времени относились несохранившиеся рукописи, детали орнаментики к-рых привлекли к себе внимание еще в средние века. В описи 1601 г. упоминается «Евангелье Васьяновское владычня в десть, писменое, оболочено камкою лазоревою, заставицы прописаны золотом, застежки и жюки серебряные» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 121, 288; неизвестно, вкладом какого из владык, носивших это имя, являлась рукопись, скорее всего, Вассиана (Санина), архиеп. Ростовского, брата прп. Иосифа Волоцкого; ее местонахождение не установлено; могла быть изъята из К. Б. м. после 1668).

Художественные образы лучших столичных рукописей эпохи Андрея Рублёва (нач.- 1-я треть XV в.) и начальной поры создания рукописей в К. Б. м. повторяются в рукописях 2-й пол. XV в., но эти тексты чрезвычайно скромно украшены: напр., инициалы напоминают инициалы столичных драгоценных книг, таких как Евангелие Хитрово: «земля» в виде змея или дракона, как, напр., в Евангелии-тетр (70-е гг. XV в., РНБ. Кир.-Бел. 44/49. Л. 100).

Нек-рые из древнейших рукописей К. Б. м. образуют группу, поскольку их выходной лист украшен композицией с изображением церковного здания. Художники явно использовали общий образец, в котором исследователи хотели бы видеть известный по письму инока Епифания Премудрого рисунок с образом Св. Софии К-польской, созданный по просьбе автора мастером Феофаном Греком в Москве в нач. XV в. Однако, согласно общей для всех рисунков подписи, церковь представляет собой собор св. Апостолов в том же К-поле, что свидетельствует о следовании традициям иллюминирования литургических свитков и служебных кодексов средневизантийского времени. Рисунки лишь немногим различаются в деталях: на всех представлен 7-главый храм (5 куполов с более крупным в центре и 2 - над приделами в нижней части) в разрезе, между столпами которого написана «Этимасия» с орудиями Страстей - в Часослове (1423 г., РГБ. Ф. 304. № 16), Псалтири (1424 г., ГРМ. Др./ гр. 17) и Сборнике слов и житий, составленном иноком Мартинианом (нач. 20-х гг. XV в., РНБ. Кир.-Бел. 19/1096. Л. 2 об.; см.: Вздорнов. 1966. С. 140; Он же. 1980. С. 129 [106], [108], [110]; Соловьева. 1984. С. 223-224, 230). Разделка с использованием желтой, киноварной, коричневой, синей краски напоминала о богато иллюминированных золотом византийских рукописях с изощренными изображениями церковной архитектуры. Рукописи из К. Б. м., созданные на заре его существования, отличались художественным оформлением и повтором в текстах определенных фраз-«формул». В Евангелии Христофора 1417 г. (ГРМ. БК 3268) Вздорнов отмечает начальные слова послесловия («Края достигох, о отци и сыне и дусе святем взмагаем святаго Евангелия божественоую книгоу сию гроубыми и недобреными алфавиты...»), к-рое с несущественными отличиями повторяется в неск. достоверно установленных кирилловских рукописях. Как считает исследователь, эта деталь дает основание относить Евангелие 1417 г. к числу рукописей, написанных в К. Б. м., поскольку в рукописях, созданных в других мон-рях, подобное послесловие не встречается (Вздорнов. 1980. С. 128 [103]). Оно свидетельствует, что переписчики, ученики и сподвижники прп. Кирилла остро ощущали творческий дух обители.

В рукописях К. Б. м. сохранились образцы художественно исполненной орнаментики в наиболее распространенных стилях поздневизант. времени - неовизантийском и балканском. Сложные, с легкой росписью, геометрические сочетания кругов в заставках балканского образца встречаются в рукописи Евангелия-тетр (70-е гг. XV в., РНБ. Кир.-Бел. 44/49. Л. 100), Псалтири с восследованием (XV в., РНБ. Кир.-Бел. 55/289. Л. 188), Апостола (XV-XVI вв., РНБ. Кир.-Бел. 96/101. Л. 35); они, как правило, проще своих болг. протографов по рисунку и цветовой разделке, часто исполнены без помощи циркуля. Книгописцам были известны и сложные варианты такого стиля, когда внутрь заставки помещалась крестообразно расположенная надпись с названием или начальными словами текста, как в рукописи Слов прп. Симеона Нового Богослова (XV - нач. XVI в., РНБ. Кир.-Бел. 100/225. Л. 1). Великолепные по исполнению заставки балканского стиля, построенные на пересекающихся кругах и 8-угольниках, Вздорнов отмечает в рукописи пергаменного Евангелия писца Христофора (10-е или 20-е гг. XV в., РНБ. Кир.-Бел. 2/2), в к-ром исследователь предполагает ученика прп. Кирилла и считает, что именно с этой рукописи должно начинаться изучение книг, переписанных этим писцом (подробнее см.: Турилов. 2004).

Некоторые заставки в рукописях XVI в. представляют драгоценные изделия, совмещающие принципы архитектуры и ювелирного дела, как заставки с вписанными арочками, каждая расцвечена индивидуально, напр. в Псалтири с восследованием (РНБ. Кир.-Бел. 68/325. Л. 416), Псалтири (РНБ. Кир.-Бел. 62/319. Л. 229). Заставки неовизант. типа, с золотыми фонами, на к-рых ярко сияют цветочные или растительные узоры несложного рисунка, известны в рукописях Псалтири с восследованием (XVI в., РНБ. Кир.-Бел. 41/298. Л. 5); в упрощенном варианте их узоры напоминают деревянную резьбу, как в Стихираре с крюковой нотацией (РНБ. Кир.-Бел. 665/922. Л. 189; см.: Враская. 1983. С. 268-270). Среди книгописцев, чьи произведения попали в б-ку К. Б. м., были и профессиональные художники: напр., создателем Синаксаря (1486-1489, РНБ. Кир.-Бел. 56/1295) был писец «Ефремишко изуграф» (Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 129, 306 [К 104]; Кистерев С. Н. Лабиринты Ефросина Белозерского. М.; СПб., 2012. С. 176-177), возможно это инок Ефрем Требес, к-рый оформлял сборник, принадлежавший книжнику иером. Евфросину (80-90-е гг. XV в., РНБ. Кир.-Бел. 11/1088). Интересно, что именно на исходе XV в., в период очередного оживления художественной деятельности в мон-ре (возведение каменного собора, написание икон для него), проявляются оригинальные черты и в работах местных мастеров-книгописцев, создававших книжные миниатюры. Именно этим периодом Э. А. Гордиенко датирует миниатюры в рукописи Псалтири с восследованием (РНБ. F.I.738), среди к-рых наиболее интересна композиция на л. 33 об. (Гордиенко, Семячко, Шибаев. 2011. С. 183) с изображением Богоматери. Исследователь называет этот тип «Молебница», но более правильным представляется отнести его к изводу «Моление о народе» (в свою очередь восходящему к изводу чудотворной Боголюбской иконы Божией Матери). Этой композиции придавалось особое значение. Нимб Богоматери прописан золотом, а среди «народа» на первом плане выделена фигура коленопреклоненного преподобного, который прикасается к свитку в руке Богородицы. Гордиенко справедливо предполагает в этом образе «портрет» прп. Кирилла, начальника обители. Иконный масштаб миниатюры, представляющей Богоматерь как заступницу за К. Б. м. и Русское гос-во, подчеркнут изображением людей («народа»), среди них - святитель, государь (в раскрашенном золотом венце), иноки, миряне (мужчины и женщины, младенцы); золотом написаны нимбы Богоматери и Христа, к Которому Она обращает Свои молитвы. Ее образ близок к лучшим иконописным образцам того времени: мелкие черты лика, округлый овал головы, тонкая шея. Отсутствие цветного или золотого фона придает композиции прозрачность, воздушность, по контрасту с чуть подцвеченными горками, с высокими гранеными вершинами; широкая красная опушь усиливает иконный характер изображения. В это время продолжается монастырская традиция иллюстрирования аскетических текстов. Возможно, местными художниками, испытавшими влияние Дионисия, созданы миниатюры для Лествицы с Паренесисом прп. Ефрема Сирина, вложенной в обитель иноком Герасимом (Замыцким), с Проповедью прп. Иоанна Лествичника и Видением лествицы (нач. 1500-х гг., РГБ. Ф. 304/I. № 162. Л. 8 об.) (Попов. 2009. С. 136-138).

Можно сказать, что к нач. XVI в., когда К. Б. м. стал «государевым богомолием», в его книжной иллюминации сочетались 2 направления: московская книжная и местная традиция. К числу одной из красивейших рукописей своего времени можно отнести Евангелие инока Гурия (Тушина), подаренное вел. кн. Василием III послушнику, потом игумену К. Б. м. (1511 г., РНБ. Кир.-Бел. 31/36), с миниатюрами евангелистов, крупными заставками балканского стиля, к-рые, возможно, были выполнены в К. Б. м., миниатюры могли быть приобретены и вклеены в книгу позже. Г. В. Попов считает, что автором вклеенной миниатюры в рукопись инока Гурия (Тушина) с Постническими словами прп. Исаака Сирина, на которой изображен сир. святой в изводе, характерном для образов евангелистов (пишущий за пюпитром, на фоне архитектурных декораций), был главный мастер, исполнивший праздничные иконы для соборного иконостаса (РНБ. Кир.-Бел. № 64/189. Л. 22 об.; Попов. 2009. С. 139). Вероятно, из К. Б. м. происходит Евангелие Исаака Собаки (ныне в собрании Покровского собора «на Рву» - ГИМ. 103799/2 П.с. 6/2), написанное для митр. Иоасафа в кон. 30-х - нач. 40-х гг. XVI в. и украшенное миниатюрами (Серебрякова Е. И. Лицевое Евангелие писца Исаака из собр. ГИМ // Вопросы славяно-рус. палеографии, кодикологии, эпиграфики: Труды ГИМ. М., 1987. С. 47-51; об этой рукописи см. также: Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 154-155, 313).

Созданные в мон-ре рукописи, напр. Евангелие (80-е гг. XV в., РНБ. Кир.-Бел. 28/33) с миниатюрами мастеров, работавших в старом направлении (в отличие от тех, кто делали миниатюры в стиле мастера Дионисия), имели заставки балканского стиля. Их облик определяет монохромная неяркая палитра, однослойное личное письмо, короткие коричневые мазки, незамысловатые приемы, которые можно рассматривать как отражение мира монастырского книгописца и художника, подчиненного правилам строгой экономии (Гордиенко, Семячко, Шибаев. 2011. С. 197).

Среди старопечатных книжных иллюстраций в рукописях К. Б. м. сохранились те, что принадлежат лучшим мастерам своего времени, которые освоили новые технологии печати, напр. гравирование. Для них характерно обращение к новым изобразительным источникам - гравюрам западноевроп. мастеров. Заставка, представляющая собой гравюру на металле, была сделана, а потом, возможно, раскрашена иконописцем нач. XVI в. Феодосием, сыном Дионисия, в Евангелии-тетр, вложенном Е. И. Цыплятевым (нач. XVI в., РНБ. Кир.-Бел. 37/42. Л. 155). Др. примером является заставка-арабеска из Евангелия-тетр (XVI в., РНБ. Кир.-Бел. 43/48. Л. 234). Сложная композиция заставки из Ирмология с крюковой нотацией (XVII в., РНБ. Кир.-Бел. 586/843. Л. 3 об.) напоминает по характеру исполнения гравюру и представляет образы давно неиспользуемой тератологической орнаментации: своеобразное дерево с птицами, в центре парит раскинувшая крылья сова, а у корней грызутся между собой и огрызаются по сторонам хищные звери. Сочетание изображений птиц и животных напоминает композиции «Древа жизни» или образы «Притчи о сладости мира сего» (Враская. 1983. С. 271-275). Печатными заставками в монастыре на исходе средних веков очень дорожили: их вырезали и вклеивали в новые рукописные книги, маскируя стыки примитивными чертами-«усиками», как, напр., в Евангелии-тетр очень маленького формата (нач. XVII в., РНБ. Кир.-Бел. 84/89. Л. 1 н. с.) или в Апостоле-тетр (1693 г., РНБ. Кир.-Бел. 119/121. Л. 25).

Разные исторические лица привозили с собой в К. Б. м. книги. Так, Сильвестровский сборник принадлежал иерею московского Благовещенского собора Сильвестру, духовнику молодого царя Иоанна IV Васильевича (2-я пол. XIV в., ныне - РГАДА. Тип. Ф. 381. № 53; надписан на л. 1 как «сбрнк Селиверстовской»; «Книга Царство з Деянием, ту же Бориса и Глеба житие» (по описи 1601 г., см.: Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 129, 305; об уникальном лицевом цикле в рукописи: Айналов Д. В. Миниатюры «Сказания» о святых Борисе и Глебе Сильвестровского сб. СПб., 1911. С. 1-128).

К примерам новгородского книжного и художественного наследия в б-ке К. Б. м. следует отнести и выдающиеся книжные иллюстрации, к-рые находятся в рукописи Христианской топографии Космы Индикоплова с миниатюрами,- средневек. энциклопедии христ. знаний об окружающем физическом мире. Ряд таких рукописей был создан в 1-й пол. XVI в. в кругу, куда мог входить заказчик или составитель программы свящ. Сильвестр (этот вопрос требует дополнительного изучения). Во всех рукописях присутствует композиция с крестом и «первоучителями церковными», среди к-рых в самых нижних медальонах помещены ап. Иаков Алфеев (или Иаков, брат Господень) и свт. Сильвестр, папа Римский,- РНБ. Соф. 1197. Л. 5; Редин. 1916. С. 12. Рис. 7; Гордиенко. 2001. Табл. XXIII). Из К. Б. м. происходят 2 рукописи этого текста, имеющие иллюстрации, восходящие еще к ранневизант. образцам,- бывшая позднее в б-ке новгородского Софийского собора (РНБ. Соф. 1197) (часть ее композиций была опубл. еще в нач. XX в. Е. К. Рединым как рукопись из собрания СПбДА) и неопубликованная и неисследованная рукопись РНБ. Кир.-Бел. 64/1141 (именно к этой рукописи комментаторы описи 1601 г. относят упоминание единственной «Книги Козма Индикоплов в полдесть» - Дмитриева, Шаромазов. 1998. С. 132, 310; см. также: Гордиенко. 2001 С. 171. Примеч. 370). Как показал Редин, миниатюры из русских топографий довольно точно воспроизводят ранние протографы, во многом правильно следуя их композициям, будь то изображение устройства мироздания, напр., образ мира по Божественному Писанию - 2 тверди, земная и небесная: прямоугольник с арочным завершением (РНБ. Соф. 1197. Л. 92 об.; Редин. 1916. С. 134. Рис. 110; Гордиенко. 2001. С. 173-174. Рис. 59; см. также: РНБ. Кир.-Бел. 64/1141. Л. 98), или движение солнца (РНБ. Соф. 1197. Л. 95; Редин. 1916. С. 159. Рис. 152), или «Царство Небесное» в виде «комнаты» с образом Христа Еммануила, все с той же горой, вокруг которой совершает движение солнце, с условными обозначениями залива и земной поверхности (РНБ. Соф. 1197. Л. 97 об.; Редин. 1916. С. 149. Рис. 129; Гордиенко. 2001. С. 175. Табл. XII), или атрибуты и сюжеты из библейской истории: покровы скинии (РНБ. Соф. 1197. Л. 116; Редин. 1916. С. 275. Рис. 291), портрет прор. Аарона в образе первосвященника с кадилом (РНБ. Соф. 1197. Л. 128 об.; Редин. 1916. С. 300. Рис. 332), поставление на царство Иисуса Навина прор. Моисеем (РНБ. Соф. 1197. Л. 140; Редин. 1916. С. 321. Рис. 369), переход через Иордан (РНБ. Соф. 1197. Л. 141; Редин. 1916. С. 327), взятие Иерихона (РНБ. Соф. 1197. Л. 141 об.; Редин. 1916. С. 333. Рис. 390). Миниатюры, на к-рых представлено устройство небесного мира в символических образах: небо и твердь всего мира - «Царство Небесное» в виде синего «куба»-ларца с огненными колесами на «крышке» и медальоном с образом Ветхого денми (РНБ. Соф. 1197. Л. 98 об.; Редин. 1916. С. 150. Рис. 133; Гордиенко. 2001. Табл. XIII),- поражают сочетанием приемов, характерных для вариантов изображения Божества. Огненные крылатые кольца напоминают о композиции «Спас на престоле», насыщенный синий цвет мирового «куба» и сияющие светлые одежды Божественного старца - извод Христа Ветхого денми. Ярусное, обозримое, доступное постижению «Царство Небесное и земное» имеет 4-частное строение - от высших сфер Царства Спасителя и Его небесного воинства к земному миру и миру мертвых, где и ангелы, и живые люди, и даже спеленатые мертвецы и скелеты изображены обращенными к центру, объединенными в прославлении Спасителя, восседающего на престоле (РНБ. Соф. 1197. Л. 278 об.; РНБ. Кир.-Бел. 64/1141. Л. 275; Гордиенко. 2001. С. 176).

К числу наиболее выдающихся рукописей по исполнению и убранству следует отнести Годуновскую Псалтирь (1594 г., РНБ. КБ 7/12) из К. Б. м. Эта рукопись - одна из числа созданных в Москве повелением боярина Б. Ф. Годунова и вложенных боярином Д. И. Годуновым «на помин души» в разные храмы и монастыри страны. Она привлекла внимание ученых уже в сер.- 2-й пол. XIX в. (Шевырев. 1850. Ч. 2. С. 48-51; Геронтий (Кургановский). 1897. С. 92). С. П. Шевырёв опубликовал вкладную надпись, краткую характеристику рукописи и литографированный рисунок к Пс 126. Филиграни рукописи были изучены Н. П. Лихачёвым и используются исследователями русской средневековой книжности (Лихачев Н. П. Палеографическое значение бумажных водяных знаков. СПб., 1899. С. 183-186. № 1957-1959; см. также: Олмстед Х. Кодикологические заметки о рукописных сборниках Максима Грека 399 // ТОДРЛ. 1992. Т. 45. С. 402-403), однако собственно лицевой характер рукописи не изучен. Создание подобной рукописи не было уже характерно в период повсеместного книгопечатания. Рукопись выделялась, с одной стороны, монументальностью, с другой - наличием создавших праздничный колорит многочисленных рисованных и раскрашенных иллюстраций (Розов. 1970. С. 235; в сводной таблице иллюстраций см. сюжеты, связанные с экземпляром из К. Б. м.- Там же. С. 239, 241, 243, 245, 247, 249, 251, 253, 255).